Как только вражеский командир вернулся к основным силам, Катон увидел, как он активно зажестикулировал, отдавая приказы. Плотные ряды пехоты разомкнулись и рассредоточились по грунту у начала косы. «Враг усвоил ценный урок», — с сожалением подумал Катон. «Они больше не попадутся в ту же ловушку и не станут легкой мишенью для метательных механизмов во время их главной атаки. Однако, когда они приблизятся к римской линии, в том месте, где коса сужается — причина, по которой Катон выбрал это место для построения своей линии обороны, чтобы прикрыть высадку остальных сил — противник будет вынужден сомкнуться, и это приведет к тому, что они значительно пострадают от стрел, выпущенных из баллист».
Громкий рев разнесся по промежуточной земле, когда прозвучало несколько кельтских боевых рогов, знаменующих сигнал к наступлению, и первая линия, насчитывавшая по оценке Катона до двух тысяч воинов, двинулась вперед. Не было ни бешеной спешки, ни диких криков, только медленное, неотвратимое движение к римской линии. Катон понял, что вражеский командир не был дураком. Более того, он знал, как контролировать своих людей и сохранить их силы для атаки на последней дистанции, чтобы яростный штурм возымел наибольший эффект. Сами воины были также достаточно дисциплинированы, чтобы поддерживать подобие строя и сохранять мрачное молчание, в то время пока стихали последние насмешки от римской вспомогательной пехоты.
Когда пращники и лучники оказались в зоне досягаемости батарей, расчеты открыли прицельный огонь, правда без особого эффекта. Катон заметил лишь одного человека, которого пробила стрела недалеко от берега. Остальные стрелы проскакивали мимо сильно разреженных рядов. Снова затрубили рожки, и легкая пехота перешла на размеренный бег впереди основной боевой линии бриттов, пока они не выстроились в зоне досягаемости римлян и не начали запускать стрелы и свинцовые заряды. Катон увидел темные древки стрел, описывающих укороченную дугу в сторону римской линии, в этот момент офицеры прокричали приказ поднять щиты. Рваный лязг стрел бьющих, пронзающих и ломающихся о щиты, раздался вдоль всей линии. Неточная стрела, чересчур сильно пущенная безымянным бриттом, воткнулась в почву рядом с Катоном, и он быстро поднял свой щит.
Пращники были куда более опасной перспективой. Железный или свинцовый заряд, размером с небольшой орех, летел по более низкой, более стремительной траектории, и его почти невозможно было увидеть. Было легко сказать, когда они ударялись о щиты, так как удар вызывал более громкий и резкий звук. Так как римляне держали поднятые щиты под углом к падающим стрелам, они одновременно подставили ноги под выстрелы из пращей, и через
несколько ударов сердца трое людей Катона были поражены, их конечности были разбиты свирепым попаданиями.
Он поднес ладонь ко рту и заревел так громко, как только мог, перекрывая грохот попаданий метательных снарядов:
— Всем вниз! Присесть! Сейчас же!
Приказ был повторен по всей линии, и ауксилларии и морские пехотинцы опустились на одно колено, уперев нижнюю часть щита в землю перед собой и отклонив его назад, пока они укрывались от обстрела, как могли. Однако потери были не односторонними. Плавучие батареи наносили урон врагу, и земля была усеяна телами из убитых и раненых.
Первая волна воинов двинулась дальше вперед, и после нескольких последних выстрелов лучников и пращников Катон немного подождал, прежде чем встать и крикнуть:
— Встать!
Когда римляне поднялись на ноги, снова затрубили рога, и тотчас же раздался оглушающий боевой клич бриттских воинов, когда они бросились вперед с поднятым оружием. Катон взглянул над римскими линиями и увидел, что нет никаких признаков колебания, как это часто бывает с неопытными войсками. Ауксилларии Восьмой Иллирийской стояли твердо, ожидая вступления в бой.
— Копья во фронт! — приказал Галерий. Лишь горстка из них не успела получить замену своим сломанным в предыдущем бою копьям, и они подняли свои мечи в сплошном строе римлян, ощетинившимся смертоносными каплевидными точками, направленными в сторону противника.
Воины мчались по открытой местности, уверенные, что смогут разрушить более малочисленные тонкие линии на флангах, а затем развернуться, чтобы раздавить римлян, защищающих центр. Первый из них вдруг подкосился ничком вперед с мучительным криком. В одно мгновение еще несколько человек напоролись на спрятанные в траве и почти невидимые