Ее слова уязвили Катона. Не потому, что они были оскорбительны, а потому, что несли в себе правду об отношениях между императором и самыми дальними из тех, кем он правил с презрением, растущим пропорционально их удаленности от столицы.
- Это изменится со временем. Как только провинция, наконец, обретет мир и сможет пользоваться всеми преимуществами и благами нашей цивилизации.
- С чего ты взял, что мы этого хотим? Вам не кажется, что мы вполне довольны своей собственной цивилизацией?
- Думаю, да, - признал он. - Но вполне вероятно, что Рим останется здесь, а римляне и ицены должны будут найти способ жить рядом друг с другом ради всех нас.
- Тогда будем надеяться, что ваш наместник думает так же. - Она отвернулась и посмотрела на решетчатое окно, расположенное высоко на противоположной стене. Свозь решетку было видно, как солнце садилось, и последние теплые отблески на деревянной оконной раме уже начинали угасать.
Скрип защелки на двери таблиния пропретора привлек внимание всех троих. Дециан открыл дверь, хладнокровно глядя на них, прежде чем заговорить. - Наместник готов принять вас сейчас. Но кто это? - Он посмотрел на Макрона, и в его глазах мелькнуло беспокойство.
- А, так ты меня помнишь, - сказал Макрон, вставая. - В последний раз, когда я видел тебя или, вернее, твой зад, это было, когда ты бросил меня и парней из Камулодунума, чтобы пробиться из осиного гнезда, которое именно ты и разворошил.
«Это было годом раньше», - подумал Катон, - «когда прокуратор вел небольшую колонну ветеранов карательной экспедиции против триновантского поселения, ответственного за убийство сборщика налогов». Первую кровь пролил Дециан, а потом, когда бритты окружили Макрона и ветеранов, прокуратор бежал с поля надвигающегося боя верхом со своими охранниками. Остальным пришлось отступать пешком, проделав с боями изнурительный путь. Должно было пройти еще много времени, прежде чем ветераны Камулодунума забудут о трусости Дециана.
Прокуратор вздрогнул и поманил их к себе, прежде чем поспешно отойти подальше от Макрона. В таблинии наместник уже снял доспехи и сел за стол в красной военной тунике и сандалии. Раб был занят добавлением топлива в жаровню, которая обогревала комнату, раздувая воздух и тлеющие угли, пока пламя не вспыхнуло и не начало пожирать расколотые бревна, которые он незадолго до этого положил в железную корзину.
Светоний взглянул на него.
- Убирайся.
Раб низко поклонился и отступил на несколько шагов, прежде чем повернуться, чтобы уйти через небольшой дверной проход в углу. В противоположном углу Катон увидел аккуратно сложенную груду сундуков и выпирающих мешков из плотной ткани. Рядом с ними стоял широкий стол, на котором лежала большая вощеная табличка и стилус неподалеку от масляного светильника. На другом конце стола стояли весы.
- Давайте продолжим, - сказал Светоний. - Это был долгий день, и я устал. Я уезжаю из Лондиниума с первыми лучами солнца, и я хочу, чтобы это дело было решено до того, как я покину город.
Боудикка подошла к его столу в сопровождении Катона и Макрона. Пропретор нахмурился.
- Я помню тебя. Старший магистрат из Камулодунума.
- Центурион Макрон, господин. Центурион Марк Корнелий Макрон.
- Да. А почему ты здесь с этими двумя?
- Они мои друзья, господин. Я вместе с ними.
- Кажется, у царицы Боудикки есть несколько друзей среди моих офицеров. Я надеюсь, вы помните, на какой стороне вы находитесь.
Макрон резко вздохнул, и Катон вмешался.
- Поскольку Рим и царство иценов – союзники, господин, я думаю, мы все друзья.
Светоний помолчал, прежде чем кивнул. - Именно так. И я бы очень хотел, чтобы мы таковыми и оставались впредь, хотя это вполне может зависеть от исхода этой встречи. - Он сел и посмотрел на седельную суму в руках Боудикки. - Я так понимаю, это дань Риму.
- Это она.
- Дециан. - Пропретор взмахнул рукой. - Подсчитай.
Прокуратор взял переметную суму и положил ее на стол, прежде чем развязать шнурок и отогнув край, обнажить всем присутствующим блеск серебряных монет. Он потянулся, чтобы выбрать одну наугад, и сильно ударил по ней стилусом, прежде чем удовлетворенно кивнуть. Затем он поднял суму на весы и установил меру с противовесами, сделав паузу, чтобы они опустились, и затем обратился к Светонию.
- Меньше четверти того, что требовалось, господин.
- Меньше четверти, - повторил наместник, глядя на Боудикку. - И как ты можешь восполнить дефицит?
- Я не могу, - ответила она. - Моим придворным пришлось отдать почти все, что у них было в обмен на серебро, которое вы требовали. Ваши торговцы зерном платили за зерно намного ниже обычной цены, и ваши же торговцы сделали то же самое с мехами и драгоценностями.