Выбрать главу

Нет, русские не пострадали в такой мере, как некоторые другие национальности, но они достаточно выстрадали. Во времена Сталина они подвергались такому же террору, а так называемый «кулак» или человек политически неблагонадежный точно так же преследовались, хотя и были русскими. Террор, проводимый Сталиным, не делал различий. Да и бремя налогов на содержание коммунистической бюрократии и военно–промышленного комплекса тоже распределялось на всех. И поскольку русских было больше, чем людей любой другой национальности, соответственно больше русских пострадало от коммунизма.

Большинство русских неоднозначно относились к Советской империи. Они считали всю страну своей, но часто возмущались тем, что Россия растрачивает свои ресурсы, особенно когда они направлялись в Среднюю Азию, Русские гордились размерами Советского Союза и его мощью, но когда узнавали о тех жертвах, которые вынуждены нести, чтобы коммунистическая власть могла содержать империю, это вызывало у них возмущение. Они прекрасно понимали, что прибалты, азиаты и кавказцы не имеют с ними ничего общего, и многие считали, что если от них избавиться, Россия станет сильнее. А вот на украинцев и белорусов они смотрели как на «младших братьев» и с трудом соглашались с тем, что те имеют законное основание отделиться от России.

Будучи колонизаторами и одновременно колонизируемыми, русские в большинстве своем не имели четкого мнения относительно Советской империи. Вплоть до 1990 года лишь немногие задумывались, является ли Советский Союз Российской империей или же Россия является колонией Советской империи. Однако начиная с 1990 года этот вопрос стал одним из судьбоносных для будущего страны.

«Национальный вопрос решен»

Коммунистическая партия так твердо держала в руках империю, что многие наблюдатели сомневались, смогут ли межнациональные трения, бушевавшие под поверхностью, расшатать систему Даже если где–то на поверхности и появятся трещины, скрепляющие узы столь сильны, что рухнуть система не сможет.

Приблизительно в 1985 году официально считалось, что национальные проблемы играют сравнительно незначительную роль и с ними легко справиться. Политические лидеры были убеждены, что денационализированный «новый советский человек» уже прошел достаточный путь в своем развитии и этот новый тип — русский по языку, но — советский по национальности — постепенно заменит украинцев, латышей, молдаван, казахов, равно как и русских. В глазах советских политических лидеров будущее принадлежало этому новому «интернациональному» типу человека, хотя время от времени им приходилось по тактическим соображениям на некоторое время идти на некоторые уступки в ответ на эмоциональные призывы к возврату старых национальных культур. И хотя этот процесс манипуляции с этникой занял больше времени, чем предполагалось, руководители обладали необходимыми инструментами, чтобы разобраться с теми недоумками, которые продолжали противиться приливной волне истории.

Сам Горбачев придерживался такой точки зрения. Даже пробыв два года на посту генерального секретаря и называя перестройку «революционной трансформацией», он самоуверенно писал, что «СССР представляет собой поистине уникальный пример (отсутствия национальных бунтов) в истории человеческой цивилизации. Это плод национальной политики, провозглашенной Лениным».

Единственным рецептом на тот момент Горбачев считал все те же постулаты: «Весь наш опыт показывает, что национализму можно эффективно противостоять с помощью последовательно проводимого интернационализма, образования в интернациональном духе». Это предназначалось главным образом для иностранных аудиторий, А обращаясь к соотечественникам, Горбачев добавлял к этому одно предупреждение. Так например, в январе 1987 года, выступая перед Центральным Комитетом компартии, он сказал:

«Национальные чувства заслуживают уважения, и мы не должны их игнорировать. Но их не следует и эксплуатировать. Пусть те, кто склонен играть на националистических и шовинистических предрассудках, не рассчитывают, что мы тут уступим».

И уверенность в том, что национальные чувства не одержат верх, была оправдана до тех пор, пока партия контролировала страну до тех пор, пока скрепы удерживали цемент от распада.

Большинство наблюдателей, интересовавшихся советским политическим процессом (да, собственно, и все его участники), считали, что в ближайшем будущем контроля партии ничто не сможет разрушить.