И действительно, в следующем, 1645 году фра Диего вновь предстает перед священным трибуналом. Он еще раз приносит формальное отречение, его еще раз прощают. Подобное милосердие со стороны суда, известного больше неумолимой суровостью своих приговоров, чем снисходительностью, удивляет: того и гляди поверишь Матранге, будто фра Диего вор, а не человек с убеждениями.
На самом же деле снисходительность инквизиции подтверждает нашу мысль: ересь фра Диего носила скорее социальный, нежели теологический характер, она основывалась на евангельских положениях, толкование которых должно было выглядеть тогда опасным и крамольным, но едва ли подлежало опровержению, едва ли подлежало приговору. В конце концов, в трибунал инквизиции входили квалификаторы и советники, способные теоретически точно определить, где ортодоксальность, где отклонение, и ведь кто-то у них должен был верить в бога, должен был чувствовать дух евангельского слова. Короче говоря, снисходительность трибунала может объясняться необычностью прегрешения фра Диего, трудностью его квалифицировать, сомнениями в уместности решительного и сурового приговора. От провинившегося требовалось лишь отречение: и фра Диего представал пред очи судий и, отрекшись, возвращался в монастырь. Так было дважды. Но на третий раз, в 1646 году, трибунал счел нужным наказать его если не за ересь, то за упрямство, и фра Диего получил пять лет галер.
Тяготы, мучения на галерах не исправили его, не смирили, пишет Матранга; и в 1647 году он снова предстает перед трибуналом. Читаем у Аурии:
В 1647 году явился он и покаялся в прегрешениях многих и в том, что предался с обязательством подпискою нечистой силе, и, обыскав его карманы и пазуху, обнаружили книгу, каковую он написал собственною своею рукою со многими еретическими заблуждениями, однако ж писанную невнятно и тысячью нелепостей изобильствующую. Посему 12 генваря 1648 года он предстал пред очи судий и, быв во второй раз прощен, вернулся на галеры.
Нужно сказать, что такие выражения, как явился, покаялся, Аурия употребляет в качестве чистых эвфемизмов, и для имеющих мало-мальское представление о механизме священного трибунала они означают соответственно был арестован и, подвергнутый допросу, сознался под пыткой; о перенесенных пытках явно свидетельствует признание, будто он предал себя дьяволу с обязательством подпискою, то есть подписал с ним соглашение.
Что касается рукописи, найденной у фра Диего, Аурия, должно быть, исходит, говоря о ней, из слухов, но, даже если бы он читал ее собственными глазами, все равно мы не могли бы принять во внимание его оценку. Более проницательный, более последовательный Матранга ни словом не упоминает о рукописи, поскольку странно бы выглядело, что «тать» написал книгу.
Какова бы ни была содержащаяся в манускрипте ересь, признание в связях с нечистой силой спасло фра Диего от смерти: он произнес публичное отречение и, получив отпущение, был опять сослан на галеры. (Подозреваем, что, когда Аурия говорит, сколько раз фра Диего получал отпущение, счет его ошибочен: исходя из процедуры инквизиционного суда, мы полагаем, что до этого фра Диего получал отпущение четырежды, при том, что один раз оно привело к тюремному заключению; следовательно, отпущение аналогично или, лучше сказать, равносильно тому, какое дает священник исповедавшемуся в грехах, — отпущение, не только не исключающее покаяния, но невозможное без него.) Однако 7 августа 1649 года он заразил некоторых каторжников своими заблуждениями; после чего снова держал ответ перед трибуналом, признал заблуждения свои и ошибки; и в третий раз предстал пред очи судий в лето 1650, приговорен был и заточен пожизненно в камеру…
Так вот, если доктор Аурия не пишет невнятно, строки эти следует понимать следующим образом: 7 августа 1649 года на одной из галер или где-нибудь в порту произошел бунт, поднялось волнение, недовольство, и вожаком ли, просто ли подстрекателем был фра Диего. Не укажи мемуарист точную дату, мы могли бы предположить, что в один прекрасный день фра Диего попался на агитации среди каторжников, на подрывной работе, и потому его снова передали инквизиции, каковая, естественно, обнаружив, что перед нею рецидивист, открыла против него новый процесс. Но дата, похоже, указывает на событие, героями которого были вместе с фра Диего и другие каторжники, на результат ереси, которую фра Диего продолжал исповедовать и распространять [21]. Заразил некоторых каторжников своими заблуждениями. Что-то в этих заблуждениях должно было привлекать людей — бедняков из Ракальмуто, несчастных галерников. Недаром Матранга не забывает подчеркнуть, что фра Диего был не просто еретик, он был проповедник, распространитель своих заблуждений; то же обвинение выдвигает против него Франкина, примерно столетие спустя пишущий с позиций инквизитора краткую историю инквизиции в Сицилии.
21
G. Е. Di Blasi. Storia cronologica dei Vicere, Luogotenenti e Presidenti del Regno di Sicilia, Palermo, 1842: «После того как он многократно притворялся, будто одумался, он был осужден на долгие годы к галерам; однако ж подстрекал там своих товарищей взбунтоваться, так что трибунал снова взялся за него и приговорил к вечному заточению».