Это одна из самых чудовищных, самых жутких картин, когда-либо нарисованных человеческим фанатизмом. И точно так же, как эти девять мужей, которые из кожи вон лезут вокруг приговоренного (правда, время от времени заходя подкрепиться в апартаменты алькальда), остаются, с их обширной теологической и нравственной ученостью, в истории человеческого бесчестия, Диего Лa Матина утверждает человеческое достоинство и честь, силу разума, твердость воли, торжество свободы.
Что он ответил на столь щедрое проявление сострадания, как разбил меткие замечания и тонкие доводы богословов, мы не знаем. Ясно, что он не отступил. Ясно, что отец Матранга и его коллеги, хотя и подкреплялись изысканными угощениями, предложенными хлебосольнейшим алькальдом, провели ужасную ночь и назавтра были сонные и потому, возможно, не смогли во всей полноте насладиться зрелищем казни.
Когда святые отцы поняли, что ничего у них не получится, и решили оставить фра Диего на произвол его мучительной судьбы, было уже воскресное утро 17 марта 1658 года. Шел дождь. Стал вопрос, не перенести ли праздник, ведь после стольких приготовлений и расходов грех было рисковать: дождь мог испортить впечатление от самых ярких и торжественных сцен; не говоря уже о проблеме как бы бытовой, словно дело касалось пикника на лоне природы, — проблеме внушительного штабеля дров на площади Святого Эразма, которые предстояло поджечь. Самым целесообразным показалось решение переждать, а тем временем одна за другой служились мессы.
Ближе к полудню небо прояснилось. Тут же была составлена процессия, и на сей раз в ней выделялись высокопоставленные стражи порядка, представляющие инквизицию и светскую власть: дон Антонио Кабелло, алькальд, в сопровождении знатных лиц и сановников инквизиции, которых незадолго перед тем потчевал у себя дома великолепным завтраком, и дон Франческо Капперо, капитан-исправник, также сопровождаемый многочисленной знатью, а бок о бок с ним — дон Оттавио Ланца, князь делла Трабиа. Между двумя рядами ревнителей правосудия — инквизиционного и казенного — шли преступники.
Было их на сей раз тридцать два: каждый шел без пояса, так что платье на нем висело, в позорной шапке, на коей рисунок показывал род и тяжесть преступления. Кому сии знаки не полагались, те шли с непокрытою головой. Приговоренные к ссылке на Королевские Галеры или к публичной порке — с толстыми веревками на шее, а Богохульники — с прочными кляпами. Позади всех, под обращенными на него взглядами целого королевства, многочисленные носильщики на описанном выше стуле несли в кольце вооруженных людей Чудовище нашего времени в позорной одежде и черной как смоль шапке с изображенными на ней языками ужасающе яркого пламени. Следом, стараясь внушить ему Католической истины твердое признание, шли другие духовные лица, а сбоку — Братья Ассунты.
Девять из тридцати двух были женщины: ведьмы, колдуньи, пособницы бесов; одна — по имени Доменика Лa Матина, но не родственница главного преступника. (Еще два раза фамилия Лa Матина встречается в опубликованном Ла Мантией списке отпущенных: Изабелла Ла Матина, сожженная во плоти 16 июля 1513 года, и Франческо, сожженный в изображении 14 сентября 1525 года, — оба из Джирдженти, оба иудействующие неофиты.)
В списке преступников, приведенном Матрангой, есть одна поразительная деталь — приговор некоему дону Джелидонио Руффино: три года тюрьмы, кои должно ему определить, плюс обычное санбенито. Странный это приговор — еще не определенный, как бы приостановленный, условный, что, возможно, находит объяснение в упоминании живет рентою, которое Матранга роняет после основных анкетных сведений.
Перед выходом процессии из здания инквизиции к фра Диего подошли маркиз ди Джерачи и князь делла Трабиа, и с несказанною решимостию, поистине исходящей от Бога, чего только они ему не говорили! чего не обещали! как на него не кричали! Но фра Диего дерзко отразил эту новую волну христианского человеколюбия, в результате чего сострадание двух благородных мужей переросло в гнев, и они бы охотно вырвали из его рта кощунственный язык. И то был бы в Палермо не первый случай, когда аристократы взяли бы на себя роль палачей: приблизительно десятью годами раньше дон Алехандро Платамоне, принадлежавший к старинному испанскому роду, потомок одного из вице-королей, изъявил готовность и имел удовольствие и честь обезглавить Джузеппе д’Алези.