Норман медленно следовал за ней, задумчиво опустив голову. Он держал руки за спиной, крепко сцепив пальцы в замок. Белые волосы упали на лоб, частично закрывая его бледное лицо. Эмма на него почти не смотрела: была слишком занята разглядыванием пёстрой листвы у себя под ногами. Наверное, его это расстраивало. Она точно не знала. Но по нему было видно, что он о чём-то задумался. Даже вёл себя тише обычного. Впрочем, Эмме это было даже на руку.
Она хотела всё как следует обдумать. Найти в сложившейся ситуации хоть какие-то для себя плюсы, как это всегда делал Рэй. Рэй… Он всегда находил выход из любой, казалось бы, безвыходной ситуации. К нему всегда можно было прийти за советом, если совсем не знаешь, что делать. И Эмма шла. Всегда шла именно к нему, потому что точно знала: он поможет. Всегда ведь помогал. А теперь Рэй мёртв, и идти Эмме больше не к кому. Есть только Норман, с которым ей предстояло провести целую вечность.
Норман… А кто он для неё вообще, этот Норман? Всего лишь соулмейт, выбранный для неё судьбой, оживший внезапно рациональный страх, или же всё-таки кто-то действительно важный, дорогой сердцу? Кто для неё этот мальчик с глубокими печальными глазами и доброй, невероятно красивой улыбкой? Смерть ли он, что Эмма так боялась встретить, или же спасение, посланное ей небесами? Она не знала и не могла знать. Её кругом и всюду окружила давящая неизвестность, и это особенно пугало, загоняло в тупик. У Эммы в голове вертелось множество вопросов, ответы на которые она не могла найти, как бы ни пыталась искать. Она блуждала в лабиринте собственных страхов и сомнений, лишённая света и всякой надежды на счастливое будущее. Но что, если там, в конце лабиринта, её ждёт новый свет и новая надежда? Что, если её проводник где-то здесь, где-то совсем близко?
Даже ближе, чем может показаться.
— Эмма, — обычно тихий голос Нормана прозвучал даже слишком громко, и Эмма из-за этого вздрогнула, явно не ожидая подобного. — Эмма, всё хорошо? — призрак обеспокоенно приблизился к ней, из-за чего её сердце забилось чаще в груди.
— Д-да, — заикнувшись не то от смущения, не то от жуткого холода, ответила Скайлер и отошла на шаг, дабы увеличить дистанцию между ними. — Ты что-то хотел, Норман?
— Хотел сказать, что мы уже пришли, — он кивнул в сторону кладбищенских ворот, у которых и остановилась Эмма. — С тобой точно всё хорошо? Ты вся дрожишь… — снова взволнованно обратился он к ней.
— Да, я в норме, — лишь отмахнулась она. — Но когда мы вернёмся домой, мне определённо нужно будет принять горячую ванну…
До нужной могилы они шли уже молча. Эмма высматривала знакомое надгробие очень тщательно, боясь случайно пропустить его. Зацепившись взглядом за нужный памятник, она быстро направилась к нему. Сердце в груди быстро застучало от волнения. Девочка прикусила нижнюю губу, дабы таким образом хотя бы ненадолго задержать слёзы.
Дойдя до искомой могилы, Эмма рухнула перед ней на колени. Сумка полетела вслед за ней. Взгляд зелёных глаз тут же переместился на надгробную фотографию. Оттуда на Эмму хмуро глядел Рэй. Он вообще редко когда улыбался, даже на фотографиях был мрачным и серьёзным. У Изабеллы не было ни одного снимка, на котором бы он улыбался, поэтому даже после своей смерти Рэй остался прежним. Неизменно хмурым, со сдвинутыми к переносице бровями, недовольным взглядом и плотно сжатыми губами. Он смотрел холодно, безразлично. Так же, как и при жизни. И для всех он запомнился именно таким: холодным, чёрствым и язвительным. Для всех, кроме Эммы.
Глядя на хмурого Рэя, холодно смотревшего на неё с фотографии, Эмма горько усмехнулась. Покачала головой, грустно улыбнувшись. Ласково провела рукой по надгробию.
— Ты не изменился даже после смерти… — полушёпотом произнесла она, и в голосе её слышалась нескрываемая горечь. — Эй, Рэй, зачем ты это сделал? Почему не сказал мне ничего? Я так хотела бы, чтобы ты мне ответил, Рэй…
Ответом ей было лишь завывание ветра. Немудрено: Рэй ведь мёртв, он уже никогда не сможет ответить. И оттого на душе становилось особенно паршиво. Сердце разрывалось каждый раз, стоило ей хотя бы мельком взглянуть на фотографию. Осознание того, что она больше никогда не увидит живого Рэя, не услышит его голос, не сможет прикоснуться к нему, убивало, уничтожало Эмму изнутри. Она не могла, да и не хотела смириться с его смертью. Просто не могла отпустить его.
Норман наблюдал со стороны. Просто стоял в нескольких шагах от неё и смотрел, как она плачет. Был безмолвным свидетелем того, как вечно весёлая и жизнерадостная Эмма Скайлер ломалась на сотни тысяч кусочков изнутри. Норман знал: разбитую душу не склеить ни скотчем, ни даже самым надёжным в мире клеем. Знал, потому что сам уже давно разбился вдребезги.
Норман как никто другой понимал её. Прекрасно знал, каково это — быть разбитым, сломанным, уничтоженным. Поэтому сейчас ему очень хотелось поддержать, утешить её, чтобы ей больше не было так больно. Однако, когда он потянулся к ней, чтобы положить руку на её плечо, кто-то крепко схватил его за запястье. Удивлённо обернувшись, Митчелл обомлел.
Рядом с ним, недовольно хмурясь, стоял Рэй. Такой же, как и на фотографии. Он крепко сжимал его запястье, глядя на него в упор. Вид у него был серьёзный, даже угрожающий. Нормана это напугало, но он виду не подал.
— Даже не думай прикасаться к ней, — прорычал Вильсон, крепко сжимая тонкое запястье.
Норман хотел бы возразить ему что-нибудь, но вовремя понял, что с ним лучше не связываться. Поэтому он молча отступил, как бы соглашаясь с ним. И ему снова пришлось наблюдать со стороны, но уже за тем, как Рэй утешает его Эмму. В груди из-за этого что-то неприятно кольнуло. И Норману это совсем не понравилось.
***
Ревность.
Нормана одолела ревность. Осознание этого пришло к Эмме только тогда, когда он крепко обнял её, таким образом не позволяя ей пойти к ребятам. Он держал не сильно, но крепко. Так, чтобы ей не было больно. Эмма не видела его лица, но была уверена, что на нём застыло недовольное выражение. За то время, что Норман с ней, она уже научилась понимать его эмоции по одному только холоду. Когда Норману грустно, холод вокруг него осенний, слякотный, как в пасмурный день. Если он чем-то недоволен, то холод зимний, колючий, обжигающий. А если он хотел поддержать или утешить её, то его холод становился весенним, мягким и успокаивающим. И сейчас Норман был явно не в самом хорошем расположении духа.
Эмма, кажется, физически ощущала густую мрачную ауру, сгустившуюся над ним. Это казалось ей немного жутким. Она была уверена, что если обернётся, то точно встретится взглядом с недовольными голубыми глазами. Перспектива подобного немного пугала её. Ещё более неуютно стало, когда Норман положил голову ей на плечо. Она чувствовала его холодное дыхание на своей коже, и от этого сердце в груди начинало отплясывать чечётку.
— Не отдам… — донёсся до слуха тихий шёпот, и с губ Эммы сорвался отчаянный вздох.
Похоже, последние месяцы в её жизни будут самыми сложными.