— Добрей моего Мурата не сыщешь, вот он и предается порокам, чтоб передохнуть от своей доброты.
Отец работал на госслужбе и доволен ей не был. Был он начальником Министерства информации Социалистической республики Боснии и Герцеговины, а потом и зам. министра. Хорошо знал английский, но больше всего нравились ему русские песни.
В этот вечер, после обсуждения Тито, я заснул у мамы на коленях, а отец пел «За Байкалом». Вместе с запахом жира с мангала, в сон мой проникла Снежана Видович. Она и раньше появлялась под звук русских песен, но на этот раз, в саду инженера Пипича, была она в совсем другом образе. Одетая в подвенечное платье, несла с собой какой-то обрубок орехового дерева. Узнал я в нем факел титовой эстафеты, которую пионеры, комсомольцы, крестьяне и рабочие, вручали Тито на день рождения.
— Это Титова эстафета, — сказала она мне. — А мы с тобой должны вручить ее Тито на его день рождения!
— А чего ты в свадебном?
Она ответила:
— Потому что мы с тобой станем мужем и женой!
Я сказал:
— Жениться согласен, но эстафету вручить не смогу, никак не получится, я же никакой не отличник, это первое, а второе: я Тито лично не знаю, видел его только на фото.
— Так, значит, не хочешь на мне жениться? — спросила Снежана, а я стал оправдываться:
— Как же не хочу, да я ради нас двоих готов на все!
— Тогда решай. Если хочешь моей руки, возьми эстафету и иди со мной, а если нет, то я пойду одна, а ты ищи себе другую жену!
Взял я эстафету в одну руку, другой схватил Снежану, и мы побежали вниз по Логавиной улице. Все вокруг взволнованно кричали: Тито! Тито! Все как наяву и я, ошалевший как угодивший в революцию Чарли Чаплин, смотрел по сторонам, держал в руках ту самую деревяшку и, наконец, проникся народным весельем, радостью, перешедшей из яви в мой сон. По аллее пошли мы к стадиону Кошево. Но там Тито не оказалось.
Снежанин папа, полковник Видович, тот, который с бровями как жестяные козырьки, вышел из толпы и сказал:
— По соображениям безопасности вынужден был изменить маршрут передвижения Тито, чтоб не получилось, как с Францем-Фердинандом![7]
Полковник шепнул мне на ухо:
— Сидит дед в гостинице «Загреб» на Мариином дворе и ждет вас там, детки, поспешите!
Нашли мы его в прокуренном зале гостиницы, играющим в покер с толстой кубинской сигарой в зубах. Около Тито сидел какой-то карлик, чья голова была обмотана скатертью. Был тут и человек в белом, с шапочкой как у пекаря Кесича на голове, и один высокий арап. Остановились мы у стола Тито, взволнованные и запыхавшиеся, и он сказал:
— Здравствуй, маленький Кустурица, ну как же ты вырос, ничего себе!
А этот со скатертью на голове и арап говорили:
— Машалла, машалла, — а третий не говорил ничего.
Вместо порученного текста о любви, я, внезапно, эстафетой из орехового дерева ударил Тито по голове и заорал на него:
— Разве мы не договаривались, что ты будешь ждать нас на Кошево? Отвечай, диктатор хренов!
Ударил я его раз, другой, три раза. Кричал я во сне:
— Это тебе за Шибу Крвавца, это за Зулфу Бостанджича, за всех папиных товарищей, диктатор хренов!
Снежана Видович внезапно подобрала подвенечное платье и стала бить его ногами, а он только прикрывался.
— Почему не подождал нас, диктатор! Отвечай!? Отвечай!? — кричал я и в конце концов проснулся.
— Что с тобой, сынок? — спросила меня мама, а я ей ответил:
— Ничего, приснился мне Чарли Чаплин!
По пути домой отец за рулем машины часто смотрел в зеркало на мое лицо. Потом подмигнул и сказал:
— Ты мой сынок!
Это был для меня значительный момент.
Хотя значения этого слова я не понимал, но все же мне было обидно, что я еще не достиг половозрелости, как мои родственники: Эдо, Дуня, Сабина и Аида. Все они жили в большом доме дедушки на улице Мустафы Голубича дом 2. Этот дом был куплен на сбережения и приданое, которое дед все же получил после тайной свадьбы. Только вот не понимал я, на какие средства умудрялся он содержать такую громадину, которую построил какой-нибудь барон, судя по фонтану, сейчас заросшему бурьяном, и просторной террасе с мраморным полом.
Мама объяснила мне:
— С аренды, сынок.
Не знал я, что это значит, но видел, что живут там две семьи, которых зовут по-другому. Это были съемщики. Одни жили на втором этаже, у входа в большой коридор и звались Котниками, а другие назывались Бегичами и жили внизу.
Фасад этого дома потихоньку разрушался, но, как всегда бывает с красотой, обветшалость только подчеркивала ее, и здание запомнилось мне как самое в моем детстве чудесное.
7
Австрийский эрцгерцог Франц-Фердинанд, убитый в Сараево — с чего и началась Первая Мировая Война.