– Пожалуй, нам пора, – подал голос Кайсер.
Я все ждала, что де Бек обернется, но этого не произошло. И лишь в дверях я услышала его меланхолический голос:
– Несмотря на измышления вашего друга, запомните одно, Джордан. Французы умеют быть верными.
– Я запомню.
– Ли проводит вас.
– Merci.
Все-таки он обернулся и махнул на прощание рукой. Я вдруг поняла, что он мне действительно симпатизирует. А еще я поняла, что он знал моего отца гораздо ближе, чем пожелал нам рассказать.
– А как же номер телефона? Вы обещали.
– Вы получите его в самолете.
«Рейнджровер» неспешно катил в аэропорт. В салон вливались лучи яркого солнца. Посмотрев в окно, я увидела синюю ящерицу, притаившуюся в придорожных кустах. Словно перехватив мой взгляд, она мгновенно исчезла из виду. А перед моим мысленным взором тут же встали картины из домашней галереи де Бека. В голове мелькнула поразительная догадка.
– Я только сейчас поняла одну важную вещь…
Но Кайсер не дал мне продолжить, положив свою сильную ладонь на мое колено. После этого мы молчали вплоть до аэропорта. И лишь когда шофер выгрузил фотоснаряжение из кузова и уехал, Кайсер как ни в чем не бывало спросил:
– Что вы поняли?
– Я знаю, где художник писал свои картины.
– Где?
– Я неправильно выразилась. Конкретное место, конечно, не назову. Просто знаю, в каких условиях они создавались.
– Ну и в каких?
– Художник писал их при естественном освещении. Это настолько очевидно, что мне даже в голову не пришло увидеть в этом улику. Только вот сейчас вспомнила, по дороге сюда.
– Хорошо, но чем вы мотивируете свою догадку?
– Это не догадка, а утверждение. У меня за плечами двадцать пять лет похожей работы. Значение правильного освещения для передачи определенных оттенков цвета трудно переоценить. Весь наш профессиональный свет, который мы устанавливаем перед съемкой, вся эта сложная аппаратура не более чем имитация натурального освещения. И каждый фотограф видит эту имитацию. Я думаю, что художники относятся к таким вещам еще более чутко. Не знаю, насколько это поможет в нашем деле, но уверена в своих словах на сто процентов.
– Тогда это, пожалуй, облегчит нам поиски. Скажите, а если свет вливается в комнату через окно, он тоже считается естественным?
– Смотря какое окно и какое стекло.
– Но если предположить, что он рисовал этих женщин не в помещении, а на открытом воздухе, то это должно быть весьма уединенное место. Вокруг Нового Орлеана есть леса и болота, но каждый раз таскаться туда с мольбертом, красками и жертвой за пазухой – как-то сложно.
– А если это задний дворик городского дома? – предположила я. – В Новом Орлеане до черта таких двориков и садиков. Мне кажется, надо поискать там.
Кайсер похлопал меня по плечу.
– Я бы рекомендовал вам поступать в Академию ФБР, мисс Гласс. Ну, полетели.
Я не двинулась с места.
– А знаете, агент Кайсер, вы едва все не испортили! Какого черта вы затеяли этот идиотский спор со стариком о Франции и французах?
Он хмыкнул.
– Когда мало времени, а нужно получить как можно больше информации о человеке, дружеские посиделки не подходят. Необходимо его спровоцировать, задеть за живое, тогда он раскроется.
– Вот он и раскрылся, вы едва не подрались там, и все.
– Нет, не все.
– А что еще?
– Может быть, мы все-таки поднимемся на борт?
Он буквально впихнул меня в салон самолета, а сам ушел совещаться с пилотами. Через пару минут вернулся и опустился на кресло рядом со мной.
– Надо позвонить Бакстеру, поболтать кое о чем.
– Сначала скажите про де Бека.
– Он ругал американцев, а в то же самое время принимал некое решение в отношении вас.
– Какое решение?! – опешила я.
– Не знаю. Он весьма вами заинтересовался.
– Это неудивительно, ведь он хорошо знал моего отца.
– Не в этом дело. Де Бек замешан в этом деле, погряз в нем по самую макушку. Я это чувствую!
– Может быть, тех женщин на самом деле не убивают? А переправляют куда-то? В ту же Азию?
– На самолете де Бека?
– Хотя бы и так. Вы уже отследили все его рейсы за последний год?
– Это не так просто. Самолет частный. Впрочем, Бакстер что-нибудь придумает. Он мастер разгадывать такие ребусы.
Кайсер ушел в голову салона, примостился на другом кресле и стал звонить. Я не могла со своего места понять, о чем они говорили с Бакстером, но видела, что Кайсер все больше напрягается. Тем временем самолет оторвался от земли и круто забрал в небо, держа курс на Кубу. Минут через пять-семь Кайсер вернулся ко мне и вновь плюхнулся в соседнее кресло. Глаза его возбужденно блестели, и он даже не пытался это скрыть.
– Итак, что случилось? Хорошие новости или плохие?
– У нас появилась зацепка, и неплохая, доложу я вам! Эксперты обнаружили на холстах щетинки от кисточек. Это не простые кисти. Можно сказать, уникальные. Лучшие в своем роде. Из редкого соболя. И производятся только в одном месте на земле – на крошечной фабрике в северном Китае. Мало того! На наше счастье, в Америку они ввозятся лишь через одну нью-йоркскую торговую фирму. Она делает всего два заказа в год, и кисти расхватывают, как горячие пирожки. А поскольку их мало, то и покупатели – народ особый. Постоянная клиентура. Большинство из Нью-Йорка, но есть и в некоторых других городах.
– А в Новом Орлеане?
Кайсер довольно ухмыльнулся.
– Самый большой заказ, не считая Нью-Йорка, делает именно Новый Орлеан.
– И кто же?..
– Кафедра современного искусства Туланского университета.
– Боже…
– Недавно им перевели уже третью партию за полтора года. Сейчас Бакстер как раз сидит в кабинете ректора. Думаю, через пару часов у нас на руках будут списки всех, кто имел доступ к этим кистям в последние восемнадцать месяцев.
– Мне кажется, одна из девушек была похищена как раз из общежития Туланского университета.
– Точно. Только не одна, а две. А третья исчезла в парке Одюбон, где зоосад. Оттуда до университета доплюнуть можно.
– Господи, Кайсер, Господи!
– Три – это много. Но всего жертв одиннадцать. Так что географию преступлений, к сожалению, к университету не привяжешь. Но все-таки у нас на руках ниточка, и будь я трижды проклят, если мы за нее не потянем!
– А куда еще везут эти кисти из Нью-Йорка?
– Ближе всего к нам Таос, штат Нью-Мексико, и Сан-Франциско.
У меня засосало под ложечкой.
– Я живу в Сан-Франциско…
– Мне кажется, наш шанс – кисти в университете Нового Орлеана. Ленц предполагал, что экспертиза картин может навести нас на след. Я был настроен скептически. Но чертов старик оказался прав, и я рад этому!
– Думаю, кое в чем вы более правы, чем он. Вчера вы сказали, что убийца или похититель избирателен в отношении жертв, что выбор осуществляется именно в Новом Орлеане и убийца может одновременно являться и художником. А Ленц утверждает, что художник из Нью-Йорка.
Кайсер вздохнул с видом человека, прогнозы которого часто сбываются, но не приносят радости.
– А знаете, Джордан, что я сейчас подумал…
– Что?
– Де Бек нам солгал.
– В чем?
– Он сказал, что никогда не видел картины, на которой изображена ваша сестра. Он, человек, который в любой момент может отправиться на своем самолете куда угодно и что угодно увидеть. Он имел большой зуб на Вингейта за то, что тот променял его на азиатских коллекционеров. Допустим, Вингейт не показывал ему картину с Джейн. Но я не могу поверить, что де Бек не побывал в Гонконге на следующий же день после открытия там этой чертовой выставки!
– Соглашусь.
– А вы заметили, что сам он не пошел вместе с нами смотреть картины, а подослал вместо себя Ли?
– И что?
– Бьюсь об заклад, он подглядывал за нами. За нашей реакцией. У него особое отношение к «Спящим женщинам». И особое отношение к вам. Марсель де Бек – очень странный старичок, это написано у него на лбу. Я пока ходил там, не заметил никаких «глазков», но в наши дни это ничего не значит. – Кайсер взглянул в иллюминатор, но там все было затянуто облачной дымкой, подсвеченной рассеянным солнечным светом. – Знаете, что мне все это напоминает? Археологические раскопки. Ты обнаружил голову статуи. Потом добрался до плеча, до торса, до бедер. Ты заранее знаешь, что обнаружишь дальше, но не уверен в этом на сто процентов до тех пор, пока не увидишь. Черт знает, с чем мы имеем дело! Вполне может оказаться, что это настоящий крупный сговор, целая банда, современные рабовладельцы!