— А это с какой радости? — в голосе Михалева послышались нотки недовольства и раздражения.
— Следователь Тюрин известен всему нижегородскому уголовному розыску своим топорным стилем работы. Ему плевать на выяснение обстоятельств преступления, главное — раскрываемость.
— И что в этом плохого? — недоуменно спросил Иван Митрофанович.
— А то, что для него выбивать показания, — это нормальное явление. За такой вот, извините, стиль работы ему даже прозвище дали — Коновал. И третье: если Лукьянов подпишет чистосердечное, то расследовать дело нам будет ой как сложно, я бы даже сказал, невозможно.
— Что-то вы, Андрей Михайлович, больно раздухарились, — вполне спокойным тоном сказал Михалев. — Такое чувство, что есть зацепка. Выкладывайте.
— Скорее соображение, — переведя дух, проговорил Ильин. — Меня смущают два обстоятельства. Одно — то, что подозреваемого буквально после первого допроса направляют в изолятор и сажают к прессовщикам. С одной стороны, все понятно. Есть мотив, оружие и вполне возможный убийца. С другой стороны, никто не отменял презумпцию невиновности. Из него выбивают чистосердечное признание. Еще одним обстоятельством является тот факт, что ему до сих пор не дали встретиться с адвокатом. Он мне рассказал об этом. Лично у меня складывается подозрение, что его намеренно хотят убрать. Он признается в убийстве, возьмет на себя несколько глухарей и сядет пожизненно либо по какой-то причине умрет в камере.
Иван Митрофанович несколько секунд молчал, обдумывал полученную информацию. Андрей хотел добавить еще пару доводов, но селектор внезапно ожил.
— Хорошо, — сказал Михалев. — Допустим, вы правы, но где гарантии, что он не попытается бежать?
— Я видел этого человека. Он искренне не понимает, за что его задержали. Я беру всю ответственность на себя.
— Ладно, — сдался Иван Митрофанович. — Будь по-вашему. Завтра его заберут из СИЗО и определят в больницу.
— Нет! — заявил Ильин. — Надо забрать его сегодня. Он может не пережить эту ночь.
— Хорошо, — нервозно сказал Михалев. — Сегодня он окажется в больнице под круглосуточной охраной. Завтра с утра дело будет у вас. Вы лично отвечаете за его завершение. У вас все?
— Да, Иван Митрофанович, спасибо.
— Ну, Ильин, смотри. До связи. — Начальник отключился.
Андрей удовлетворенно кивнул, поднял трубку телефона и набрал номер.
— Четыре «А», оперативный отдел, Грибин, слушаю, — прозвучал голос Михаила.
— Миша, это Ильин. Леша на месте?
— Да. Только подошел.
— У тебя все готово?
— Осталось только распечатать.
— Давай заканчивай и все ко мне.
— Понял, — сказал Грибин и отключился.
Глава 4
— Алло, слушаю, — с сильным кавказским акцентом сказал человек, приложив мобильный телефон к уху.
— Сурен Мирзоевич, это я, — взволнованно протараторил его собеседник. — Вы меня слышите?
— Да, — сухо ответил кавказец.
— Вы же сказали, что все будет улажено?
— Что-то не так?
— Сегодня приходил полицейский и допрашивал Вику.
— И что Вика сказала?
— То же, что и другим.
— Правильно. Тогда чего ты боишься?
— Он забрал записи с камер видеонаблюдения.
— Ты до сих пор не уничтожил их?
— Закрутился. Хотел сегодня это сделать, но не успел.
— Ай-ай. Как неосмотрительно с твоей стороны. Но я думаю, дело поправимое. Как того полицейского зовут?
— Лейтенант Алексей Копылов.
— Лейтенант? — с усмешкой протянул кавказец.
— Ага.
— Ну, тогда это не проблема. Пусть полюбуется, потом забудет. Сам не захочет, мы поможем. Что-то еще?
— Да. Без письменного распоряжения Лукьянова я не могу вступить в должность временного исполняющего. У меня руки связаны.
— Ничего. Потерпи немного. Скоро он все подпишет. Наши люди над этим работают.
— Хотелось бы побыстрее.
— Быстро только кошки родятся. Сядешь ты в его кресло, не сомневайся.
— Спасибо, Сурен Мирзоевич. Успокоили.
— Давай. До свидания. — Кавказец нажал отбой.
«Смешно, когда овца попадает в волчью стаю и считает себя ее полноправным членом», — подумал он, усмехнулся и убрал телефон в карман.
Глава 5
— Друзья! — начал Ильин и окинул взглядом всех присутствующих. — Ситуация очень интересная. Я встречался с Лукьяновым, и вот какая штука получается. Он сидит в пресс-хате, его там обрабатывают, а за что — ему неизвестно. Его отметелили так, что на нем живого места нет. Сломали мужика по полной. Он готов написать чистосердечное признание и взять на себя еще одно убийство.