7
Суба отправился в обратный путь. Он неделями не сходил с седла, торопясь снова увидеть родную землю и с беспокойством думая о том, что он там найдет. Его мул стал совсем старый. Теперь он шел не так быстро, как раньше. Он почти ослеп, но все же продолжал везти Субу по дорогам королевства и ни разу не сбился с пути. С его седла еще свисали восемь кос женщин Массабы, которые со временем совсем побелели. Они были для Субы словно песочные часы. Прошла целая жизнь. И вот на рассвете он добрался до гребня самого высокого из семи холмов Массабы. Город был у его ног. Субе показалось сначала, что перед ним просто небольшая груда камней. Только крепостные стены еще сохранили свой величественный вид. Равнина была пустынна. Не было больше шатров, что некогда, словно деревеньки, теснились у стен города. Нельзя даже было разглядеть следы дорог, по которым раньше двигались толпы торговцев. Там не было больше ничего. Суба медленно спустился с холма и вошел в Массабу.
Это был пустой город. Никаких звуков. Никакого движения среди этих бесстрастных камней. Все разворочено. Жители, которые выжили в этой долгой войне, в конце концов убежали из этого проклятого места. Оставив все в таком виде. Площади. Наполовину разрушенные дома. Время и растительность завладели ими. Фасады покрылись зеленым мхом. Внутренние дворики, террасы заросли высокими дикими травами, они пробились между черепицей на крышах и в трещинах на стенах домов. Словно Массабу постепенно захватила растительность. Лианы обвили еще устоявшие дома. Ветер стучал дверями и поднимал густые клубы пыли. Суба проехал по улицам этого города стиснув зубы. Массаба не пала. Нет. Она тихо сгнила. Улицы были усыпаны следами былых сражений. Остатками шлемов. Осколками стекла. Обгоревшими обломками всяческих военных приспособлений.
И ему вспомнилось все. Лица тех, кого он покинул. Своих братьев. Последний вечер накануне его отъезда, который они провели все вместе. Песни, которые им пели. Вино, которое они пили. Он вспоминал, как сестра гладила его руку. Он вспоминал, как плакал, уезжая. Теперь он один знал, что все это когда-то было. Его мул шагал по этой пустыне, и ему казалось, что сам он постарел на несколько веков. Перед его глазами стоял исчезнувший мир. Весь поглощенный прошлым, он проезжал по улицам. Он походил на чудом выжившего человека, который видит, как умирает весь его род и он остается один в мире, которому нет названия.
Когда он вошел во дворец старого Тсонгора, ему в нос ударил сильный запах. Целая колония обезьян обосновалась в огромных залах дворца. Их были сотни. Тысячи. Они загадили все ковры. Они перепрыгивали из одной комнаты в другую, цепляясь за люстры. Субе пришлось пробивать себе проход между ними. Они пинали его лапами. Это были обезьяны-ревуны. Их жалобные вопли были теперь единственными звуками в городе. Жалобные вопли животных. Нечленораздельные. Иногда обезьяны кричали так ночи напролет. Раздирающий душу концерт, который заставлял дрожать стены дворца.
Суба спустился в большой зал, где покоился его отец. Там было темно. Он шел медленно, нащупывая ногами путь. Много раз спотыкался. Когда он прошел половину зала, послышался какой-то хруст, и тут же его внезапно ослепил свет. То был свет факела.
На мгновение он застыл, прижавшись к стене. Его охватил страх. Постепенно он разглядел катафалк, на котором покоился его отец. А над ним – человека, лицо которого было теперь освещено факелом.
– Тсонгор ждет тебя, Суба.
Он сразу узнал его по голосу. Словно они расстались только вчера. Это был Катаболонга, носитель золотого табурета его отца. Он был здесь. Такой же тощий, как священная корова. Щеки у него совсем впали. Борода закрывала лицо. Он был грязный, но держался прямо, насколько позволяло ему его тело ползуна. Все эти годы он питался обезьянами, которые отваживались подойти к нему. Но никогда не сходил со своего места. Постоянно был у изголовья короля. Суба почувствовал, как его окрыляет радость. Здесь есть человек. Человек, который знал мир, в котором он родился. Который помнит лица его братьев, помнит, какой красивой была Самилия и какие фонтаны были в Массабе. Он остался. Здесь. В темноте, окруженный обглоданными костями обезьян, он остался единственным человеком, который дождался его и смог произнести его имя.