Шервуд узнал синий сатиновый дублет прежде, чем увидел козлиную бородку, и сразу прикрыл картину. Закрепил сверху на раме мольберта ткань, которую использовал для этой цели. Незаконченные картины часто закрывали, чтобы уберечь от мошек, пыли и волосков, однако сейчас занавесь выполняла более важную задачу.
– Лорд Фокс, простите, я вас не заметил. Что вы сказали?
– Я спросил, не возникло ли проблем, – ответил Фокс, оглядывая кабинет с привычной смесью смущенной невинности и зловещего подозрения. – Я услышал громкий стук и увидел, как графиня выбежала в коридор. Могу я вам чем-нибудь помочь?
– В этом нет нужды. Сеанс выдался особенно хорошим, но он окончен. Я просто соберу вещи. Сегодня мы далеко продвинулись.
Фокс обошел мольберт и хмуро уставился на прикрытый портрет:
– Надеюсь, это не простыня?
– Вообще-то это моя ночная сорочка, точнее, то, что от нее осталось.
– А в чем же вы спите?
– Сейчас? Ни в чем. Обстоятельства вынудили.
– Хвала Новрону, уже почти лето. – Лорд Фокс взял бутылочку с ультрамарином и перебросил из руки в руку. Вряд ли он по чистой случайности выбрал именно этот пигмент. В отличие от других людей его круга, лорд Кристофер Фокс явно не был чужд миру искусства. – Почему вы до сих пор здесь, Шервуд?
Художник кивнул на прикрытую картину и улыбнулся. Показывать было легко, улыбаться – намного сложнее: Фокс продолжал подкидывать синюю бутылочку.
Лорд оглянулся и презрительно усмехнулся:
– Прошлым летом вы писали портрет моей тетушки Моби, на ее вилле в Суонвике.
– Да, я помню. Прекрасное место. Леди Суонвик была чрезвычайно мила и щедра.
Фокс кивнул:
– Ярдли написал ее портрет за два года до вас, и все же она настояла на том, чтобы вы, его ученик, также ее написали.
– Вообще-то это не редкость.
Фокс прервал игру с бутылочкой и ткнул большим пальцем в закрытую картину:
– Все ахнули, когда вы открыли ее портрет.
– И это тоже не удивительно.
– Увидев вашу работу, тетушка Моби расплакалась. И десять минут не могла успокоиться. Дядюшка Карл решил, что вы ее оскорбили.
– Граф Суонвик вызвал стражу.
– Я слышал, они схватили вас за руки и поволокли прочь, когда тетушка Моби обрела голос и остановила их. «Это я! – сказала она. – Такая, какая я есть на самом деле. Никто прежде не видел меня такой».
– Это тоже случается.
– Вы с ней спали? – Лорд подкинул бутылочку выше прежнего.
– Прошу прощения?
– Таким способом вам удалось произвести на нее впечатление? Заставить проявить подобную щедрость?
– Вы видели картину?
Фокс усмехнулся:
– Нет. Я всего лишь слышал историю. Тетушка Моби хранит портрет под замком в своей спальне, где, не сомневаюсь, предается мечтам о молодом художнике, что постиг ее столь глубоко. Не могу понять, почему нищий художник произвел такое впечатление на супругу графа.
– В этой истории есть смысл?
– Смысл в том, что ту картину, которая столь совершенно запечатлела тетушку Моби, что, возможно, склонила ее к супружеской измене, вы написали за пять дней. Поэтому я повторю свой вопрос: почему вы до сих пор здесь, Шервуд?
– Некоторые портреты писать сложнее других.
– А некоторых женщин сложнее соблазнить.
Шервуд поймал бутылочку в воздухе.
– Краски – не игрушки.
– Как и леди Далгат. – Мгновение Фокс смотрел на бутылочку в руке Шервуда, затем отвернулся. – Я полагал, вы просто пользуетесь добротой своего клиента. Тянете время, потому что у вас нет других заказов. Теперь я думаю, что проявил наивность. – Он снова покосился на укрытую тканью картину, словно это было лицо за вуалью, которое следило за ними. – Наверное, жизнь свободного художника полна трудностей и опасностей. Полагаю, для вас комната в замке, с собственной постелью и студией, – это значительный прогресс. Но вы кое-что забыли. Она благородна, а вы – нет. Это запрещено законами.
– Подобных законов не существует.
Шервуд опустил бутылочку с синим пигментом на мольберт и встал между ним и Фоксом.
Лорд нахмурился:
– А должны бы.
– Если уж говорить о том, что должно было бы быть, вам бы следовало родиться молочником из Келси, а не кузеном короля Винсента. Хотя это было бы ужасно несправедливо по отношению к коровам, о чем, не сомневаюсь, и думал Марибор, когда создал вас безземельным лордом.
Шервуд был чрезвычайно рад, что Фокс лишился его драгоценной бутылочки «За морем». Маранонский лорд без-определенного-места-жительства зарычал. Его плечи поднялись, будто шерсть на спине собаки. Прежде чем он успел открыть рот, чтобы выплюнуть какое-нибудь жуткое оскорбление, Шервуд опередил его: