– Я думал… я полагал, вы ее уничтожили. Или выбросили. – Шервуд протянул ладонь. – Верните ее.
– Нет, – ответил Мельборн. – Ты сам мне ее отдал.
– Я бросил в вас ею.
– Отдал, бросил – какая разница?
– Разница есть. – Шервуд потянулся к бутылочке, но Мельборн отдернул руку.
– Ты так считаешь? В таком случае, кинув ею в меня, ты совершил нападение на констебля. А это серьезное преступление.
– Вы не констебль.
– У меня есть документ. Хочешь взглянуть?
– Вы забыли, что я присутствовал при вашей встрече с леди Далгат? Я знаю, что вы не констебль. И ваш документ – фальшивка.
– Получить ответы я могу и без всякого документа. У меня есть более эффективные способы извлекать информацию. Предлагаю пойти в твою комнату, где мы сможем побеседовать наедине.
– Нет!
Ройс улыбнулся и высоко подкинул бутылочку с пигментом. Вращаясь, она сверкнула на солнце. Затем полетела вниз, и Шервуд ахнул. Он ожидал, что на камне у их ног расцветет ослепительно-голубое пятно, но Мельборн поймал бутылочку.
– Значит, не хочешь поговорить? – спросил он и сделал вид, будто собирается снова подкинуть краску.
– Не надо! Вы не знаете, что творите!
– Знаю.
– Вы хотя бы понимаете, что у вас в руках?
– Это? – Мельборн оглядел бутылочку, крутя ее из стороны в сторону. – Ультрамарин, широко известный как «За морем», пигмент, который получают, измельчая в порошок полудрагоценный камень лазурит. Идеально подходит для окрашивания ткани или приготовления темперы с яичным желтком для живописи.
На мгновение Шервуд лишился дара речи.
– Вообще-то я использую масло.
– Какое?
– Грецкого ореха.
– Попробуй льняное семя.
– Откуда вы все это знаете?
– Когда-то этим занимался.
– Вы были художником?
Мельборн покачал головой.
– Противозаконный импорт. «За морем» – один из эксклюзивных товаров, ввозимых торговой компанией «Вандон». Проще говоря, контрабанда. Эта штука идет по сотне золотых тенентов за унцию. Сколько здесь? – Мельборн поднес бутылочку к уху и потряс. – Две унции? Две с половиной?
– Три. Если только вы ничего не высыпали.
– Нет, все на месте. – Мельборн принялся перекидывать бутылочку из руки в руку. – Уверен, что не хочешь пригласить меня к себе на чай с печеньем?
– У меня нет ни чая, ни печенья, но… – При каждом броске желудок Шервуда болезненно вздрагивал. – Хотите сказать, что вернете ее мне, если я буду сотрудничать?
– Именно так.
– Ладно.
– И кое-что еще.
Шервуд съежился, понимая, что это великолепное предложение не может быть правдой.
– Что?
– Я хочу, чтобы ты извинился за то, что бросил ею в меня. Это было не слишком вежливо.
– Извините.
– Ну вот, разве тебе не полегчало?
Мельборн обошел его и зашагал через двор к замку.
Шервуд осознал, что темные тучи немного отступили. Эта бутылочка – если он ее получит – спасет его карьеру, а может, и жизнь. Какой бы отвратительной ни казалась эта идея, он продаст пигмент в Мегане, а на вырученные деньги возместит хотя бы часть утраченного. Этого хватит, чтобы снова получить возможность писать. Конечно, без драгоценного синего пигмента он не сможет брать заказы у аристократов, но купцам тоже нравятся портреты.
Глядя, как развевается плащ за спиной Мельборна и как тот проскальзывает в тени на крыльце, Шервуд вспомнил о существе возле колодца. Существе, которое было не совсем человеком. Он нашел своего призрака.
Глава одиннадцатая
Пустошь Брекен
Скарлетт Додж провела Адриана по тропе, обвивавшей холм с лысой макушкой. Они находились в нескольких милях от деревни, на дальней стороне реки – на «дурной стороне», как выразился пастор Пейн. Адриан не видел в ней ничего дурного.
Возле мельницы, где вращалось большое водяное колесо, они перешли живописный арочный каменный мост. Внизу бурлила река, глубокие зеленые воды пенились среди выбеленных солнцем камней. На дальнем берегу возвышалась небольшая гора. Река пробила в ней брешь, обнажив богатую железом породу. Здесь не было ни домов, ни мельниц, ни возделанных полей, и дорога тянулась только вверх. Пересекавшие тропу корни деревьев были отполированы до блеска. Выступавшие на поверхность камни казались гладкими, словно мрамор.
Вначале тропу окружали тополя и густые заросли боярышника. По мере подъема им на смену явились березы и можжевельник. Еще выше они попали в мир елей, осин и сосен, и тропа стала шире. «Дурная» сторона реки была чарующей, почти волшебной. Мох и лишайник покрывали камни, размерами соперничавшие с двухэтажным домом. Их словно бросили и забыли небрежные великаны.