Кирилл Фокин
Смерть Ленро Авельца
Живите, сколько хотите, и любите, пока живы.
Как теперь шутят, 11 сентября изменило мир, но Шанхай развернул его обратно, верно?
Главные действующие лица
Ленро Авельц* – основатель «Монтичелло»
Моллианда Бо – актриса, жена Ленро Авельца
Авиталь – дочь Моллианды
Саид Савирис* – наследник корпорации
Икрима Савирис* – сестра Саида, совладелица
Габриэль Вильк – генеральный секретарь
Джованни Эспозито* – помощник генерального секретаря по экономике
Гелла Онассис – председатель комитета по социальным реформам Генассамблеи
Керро Торре – президент Лиги Южной Америки
Керро Торре – генеральный секретарь
Габриэль Вильк – первый заместитель генерального секретаря
Айра Синглтон – председатель ОКО
Гелла Онассис – вице-спикер Генассамблеи
Тэкера Акияма* – председатель комиссии Азиатского союза по безопасности
Тэкера Акияма* – генеральный секретарь
Ленро Авельц* – первый заместитель генерального секретаря
Рольф Каде* – начальник канцелярии Авельца
Джованни Эспозито* – заместитель генерального секретаря по экономике
Леопольд Леннер* – председатель ОКО
Гелла Онассис – директор Всемирной организации здравоохранения
Базиль Меро* – председатель военного комитета Генассамблеи
Генерал Уинстон Уэллс – первый руководитель
Ада Уэллс – дочь генерала Уэллса
Агент L – специалист по Авельцу
Корнелия Францен* – доверенное лицо Авельца
Доктор Бен Хаммид – основатель
Зариф Хаммид – старший сын Бена
Гияс Хаммид – младший сын Бена
Энсон Роберт Карт – друг Ленро
Евангелина Карр – возлюбленная Ленро
Преподобный Джонс – международный преступник
* Члены клуба «Монтичелло».
Пять дней назад умер Сартадж Биджарани. Известный благотворитель, гуманист, богослов и толкователь Корана, один из лидеров Исламской лиги Пакистана, реформатор, любимец нации; он умирал долго и мучительно.
Аппарат жизнеобеспечения, к которому подключили Сартаджа в преддверии операции по замене сердца и почек, внезапно вышел из строя. Вместо того чтобы очищать кровь, аппарат принялся превращать её в смертельный яд. По словам врачей, Сартадж испытывал адскую боль. Его парализовало. Он не мог позвать на помощь, не мог даже застонать от боли. Так он и лежал, умирая в муках, пока аппарат, тихо жужжа, разгонял по его телу разъедающий сосуды яд.
Агония продолжалась несколько часов. Никто не посмел потревожить его посреди ночи, тем более что компьютеры фиксировали его состояние как стабильное. Фиксировали до самого утра, пока медсестра не зашла и не дотронулась до него. Он уже остывал. Пульс сохранился лишь на мониторе. Он был мёртв, без всякой надежды. Тело можно заменить – запасные органы готовы, – но яд необратимо разрушил мозг.
В Исламабаде объявили траур; похороны прошли с помпой, и генсек Организации даже прислала своего первого заместителя.
Несмотря на всё отданное ему почтение, сам Сартадж вряд ли обрадовался бы такому исходу. Для человека, который пятьдесят миллионов долларов заплатил за то, чтобы прожить ещё полвека, такой конец, должно быть, выглядел досадным.
Как, вероятно, он молился Аллаху, чтобы тот прервал эту пытку и прислал ангела – хоть бы медсестру – к нему в спальню. Она бы подняла тревогу, выключила машину боли, и если уж спасти не оставалось шансов, ввела бы обезболивающее, и смерть стала бы… чуть легче…
Какое разочарование.
Обложиться техникой, нанять лучших врачей, вырастить новые органы – и засыпать, предвкушая новую жизнь, второй шанс, всё завершить и всё исправить, «всё только начинается»… Поверить, что операцию можно повторить – и повторять вечно. Ждать бессмертия – и знать, что уже оплатил счёт и всего пара недель до того, как ноги снова будут послушны, а сердце и мозг работать, как у двадцатилетнего парня – с опытом и памятью восьмидесятипятилетнего мудреца.