Я решил, что если бы объектом пародии был я, то наверняка сильно обиделся бы. Конечно, я постарался бы ничем не выдать своих чувств, но скажу совершенно определенно: мне бы это не понравилось. Нужно обладать исключительным чувством юмора и великодушием, чтобы оценить такое безжалостное шаржирование.
Едва лишь я подумал об этом, как приятный хрипловатый смех со сцены эхом отозвался у меня за спиной. Я обернулся. За мной сидела та, которую так смешно передразнивали сейчас на эстраде: леди Эдвер, более известная как мисс Джейн Уилкинсон.
Я сразу понял, что об обиде здесь не может быть и речи. Взволнованная актриса, подавшись вперед и приоткрыв рот от удовольствия, восхищенно смотрела на сцену.
Когда номер закончился, она засмеялась, громко захлопала и наклонилась к своему спутнику, рослому, симпатичному мужчине, напоминавшему внешностью греческого бога. Это был Брайен Мартин, один из популярнейших актеров кино. Джейн Уилкинсон снималась с ним в нескольких фильмах.
- Замечательно, правда? - спросила леди Эдвер.
Он засмеялся.
- Ты так взволнована, Джейн.
- Эта актриса просто великолепна! Даже чересчур. Лучше, чем я ожидала.
Я не услышал, что ответил ей приятно удивленный Мартин. Карлотта Адамс начала следующую пародию.
После спектакля мы с Пуаро решили поужинать в отеле "Савой". По забавной, на мой взгляд, случайности, за соседним столиком оказались леди Эдвер, Брайен Мартин и еще двое, которых я не знал. В тот самый момент, когда я говорил об этом Пуаро, в зал вошли мужчина и женщина и сели за следующий столик. Лицо женщины было удивительно знакомым, но какой-то миг я, как ни странно, не мог узнать его.
Потом я вдруг понял, что это Карлотта Адамс. Ее спутника я не знал. Это был выхоленный джентльмен с веселым, но пустым выражением лица. Мне такие не нравятся.
Карлотта Адамс была в черном неприметном платье. Ее лицо, подвижное и чувственное, нельзя было назвать особо привлекательным, но оно прекрасно подходило для подражания. Такие лица легко приобретают черты чужого характера, но своего не имеют.
Я стал делиться своими размышлениями с Пуаро. Он внимательно слушал, слегка склонив набок свою яйцевидную голову, и в то же время бросал внимательные взгляды на оба столика.
- Так, значит, это леди Эдвер? Да, припоминаю, я видел ее в спектакле. Она belle femme [1].
- И к тому же отличная актриса.
- Возможно.
- Похоже, вы не совсем убеждены в этом.
- Думаю, что ее актерские способности зависят от обстановки, мой друг. Для того, чтобы она играла хорошо, пьеса должна быть о ней и для нее. Если она играет главную роль и вся пьеса вращается вокруг нее - да, тогда я с вами согласен. Но я сомневаюсь, что она сможет сыграть должным образом маленькую роль или даже, что называется, характерную роль. Мне кажется, что она из тех женщин, которые интересуются только собой.
Пуаро помолчал и потом совершенно неожиданно добавил:
- Таких людей поджидает в жизни большая опасность.
- Опасность? - удивился я.
- Я вижу, mon ami, [2] что вас удивило это слово. Да, именно опасность, потому что такие женщины заняты только собственной персоной и не замечают происходящего вокруг. А ведь жизнь - это миллион противоборствующих интересов и конфликтных отношений между людьми. Нет, такие женщины видят только свой собственный путь вперед, и поэтому рано или поздно их ждет катастрофа.
Я всерьез заинтересовался. Подобное не приходило мне в голову.
- А вторая женщина? - спросил я. - Мисс Адамс?
Пуаро перевел взгляд на другой столик.
- Ну и что же вы хотите узнать от меня? - улыбнулся он.
- Какое она производит на вас впечатление?
- Mon cher, [3] вы хотите, чтобы я, как гадалка, предсказывал судьбу по линиям ладони?
- У вас это получается лучше, чем у других, - заметил я.
- Вы слишком высокого мнения о моих способностях, Гастингс, это очень трогательно. Но разве вы не знаете, мой друг, что душа каждого из нас - это тайна за семью печатями, это лабиринт конфликтующих эмоций, страстей и склонностей. Mais oui, c'est vrai. [4] Можно делать сколько угодно предположений насчет того или другого человека, но в девяти случаях из десяти обязательно ошибешься.
- Эркюль Пуаро не ошибается, - улыбнулся я.
- Ошибается даже Эркюль Пуаро! О! Я знаю, что вы считаете меня тщеславным, но, уверяю вас, я очень скромный человек.