Воцарилось молчание. По всей вероятности, Пуаро мысленно принимал решение. Наконец он произнес:
— Почему вы пришли ко мне прежде, чем переговорили с ней?
— Я подумал… — Он замялся. — Я хотел убедить ее, что.., нужно все выяснить.., и чтобы это сделали вы. Ведь если этим делом займетесь вы, то никто ничего не узнает?..
— Как получится, — спокойно ответил Пуаро.
— Что вы имеете в виду?
— Если это связано с преступлением…
— Нет-нет, уверяю вас…
— Вряд ли вы можете быть уверены. Вы можете просто не знать.
— Но вы займетесь этим — для нас?
— Разумеется. — Он помолчал еще и спросил:
— Скажите, а этот человек, который за вами следил.., сколько ему лет?
— О, совсем немного. Не больше тридцати.
— Вот как! — воскликнул Пуаро. — Потрясающе! Бес гораздо интереснее, чем я предполагал!
Я в недоумении посмотрел на него. Брайан Мартин тоже. Боюсь, что мы оба ничего не поняли. Брайан перевел взгляд на меня и вопросительно поднял брови. Я покачал головой.
— Да, — пробормотал Пуаро, — все гораздо интереснее.
— Может быть, он и постарше, — неуверенно сказал Брайан, — но мне показалось…
— Нет-нет, я уверен, что ваше наблюдение верно, мистер Мартин. Очень интересно. Чрезвычайно интересно.
Обескураженный загадочными высказываниями Пуаро, Брайан Мартин замолчал, не зная, как ему вести себя дальше, и решил, что лучше всего будет перевести разговор на другое.
— Забавный вчера получился ужин, — начал он. — Сильвия Уилкипсон, должно быть, самая деспотичная женщина на свете.
— Она очень целенаправленна, — сказал Пуаро, — и ничего не видит, кроме своей цели.
— Что вовсе не мешает ей жить, — подхватил Брайан. — Не понимаю, как ей все сходит с рук.
— Красивой женщине многое сходит с рук, — заметил Пуаро, и глаза его блеснули, — Вот если бы у нее был поросячий нос, дряблая кожа и тусклые волосы — тогда бы ей пришлось гораздо хуже.
— Вы, конечно, правы, — согласился Брайан, — по иногда меня это приводит в бешенство. При том, что я ничего не имею против Сильвии. Хотя и уверен, что у нее не все дома.
— А по-моему, она в полном порядке.
— Я не совсем это имел в виду. Свои интересы она отстаивать умеет, и в делах ее тоже не проведешь. Я говорил с точки зрения нравственности.
— Ax, нравственности!
— Она в полном смысле слова безнравственна. Добро и зло для нее не существуют.
— Да, я помню, вы что-то похожее говорили вчера.
— Вы только что сказали: преступление.
— Да, мой друг?
— Так вот, я бы ничуть не удивился, если бы Сильвия пошла на преступление.
— А ведь вы хорошо ее знаете, — задумчиво пробормотал Пуаро. — Вы много снимались вместе, не так ли?
— Да. Я, можно сказать, знаю ее как облупленную и уверен, что она может убить, глазом не моргнув.
— Она, наверное, вспыльчива?
— Наоборот. Ее ничем не прошибешь. И если бы кто-то стал ей мешать, она бы его ликвидировала без всякой злости. И обвинять ее не в чем — с точки зрения нравственности. Просто она решила бы, что человек, мешающий Сильвии Уилкинсон, должен исчезнуть.
Последние слова он произнес с горечью, которой прежде не было. Интересно, о чем он вспоминает, подумал я.
— Вы считаете, что она способна на убийство?
Пуаро не спускал с него взгляда. Брайан глубоко вздохнул.
— Уверен, что да. Может быть, вы вспомните мои слова, и очень скоро… Понимаете, я ее знаю. Ей убить — все равно что чай утром выпить. Я в этом не сомневаюсь, мосье Пуаро.
— Вижу, — тихо сказал Пуаро. Брайан поднялся со стула.
— Я ее знаю, — повторил он, — как облупленную.
Минуту он постоял, хмурясь, затем продолжил совсем другим тоном:
— Что касается дела, о котором мы говорили, мосье Пуаро, то я с вами свяжусь через несколько дней. Вы возьметесь за него?
Пуаро несколько мгновений молча смотрел на своего посетителя.
— Возьмусь, — произнес он наконец. — Оно кажется мне.., интересным.
Последнее слово он произнес как-то странно. Я спустился с Брайаном Мартином вниз. На пороге он спросил:
— Вы поняли, почему вашему другу было интересно, сколько тому человеку лет? Я имею в виду, что интересного в том, что ему тридцать? Я не понял.
— Я тоже, — признался я.
— Не вижу смысла. Может, он пошутил?
— Нет, — ответил я. — Пуаро так не шутит. Поверьте мне, для него это действительно было важно.
— Почему, мне непонятно, видит Бог. Рад, что вам тоже. Обидно сознавать себя остолопом. И он ушел. Я вернулся к Пуаро.
— Почему вы так обрадовались, когда он сказал вам, сколько лет его преследователю? — спросил я.
— Вы не понимаете? Бедный Гастингс! — Он улыбнулся и, покачав головой, спросил в свою очередь:
— Что вы думаете о его просьбе — в общем?
— Но у нас так мало материала. Я затрудняюсь… Если бы мы знали больше…
— Даже при том, сколько мы знаем, неужели вы не сделали некоторых выводов, mon ami?
Телефонный звонок спас меня от позора, и мне не пришлось признаваться, что никаких выводов я не сделал. Я взял трубку и услышал женский голос, внятный и энергичный:
— Говорит секретарь лорда Эджвера. Лорд Эджвер сожалеет, но он не сможет встретиться с мосье Пуаро завтра утром. У него возникла необходимость выехать завтра в Париж. Он мог бы уделить мосье Пуаро несколько минут сегодня днем, в четверть первого, если его это устраивает.
Я объяснил ситуацию Пуаро.
— Разумеется, мы поедем сегодня, мой друг. Я повторил это в телефонную трубку.
— Очень хорошо, — отозвался энергичный голос. — В четверть первого сегодня днем. И в ухе у меня раздался щелчок.
Глава 4
Беседа с лордом Эджвером
Я отправился с Пуаро в дом к лорду Эджверу на Риджепт-гейт в состоянии приятного волнения. Хотя я не разделял склонности Пуаро к «психологии», те несколько фраз, которыми леди Эджвер описала своего мужа, возбудили мое любопытство. Мне не терпелось составить о нем собственное мнение.
Хорошо построенный, красивый и чуть мрачноватый дом выглядел очень внушительно. Цветов или каких-нибудь прочих глупостей у его окон не наблюдалось.
Дверь перед нами распахнул вовсе не седовласый пожилой дворецкий, что соответствовало бы фасаду дома, а самый красивый молодой человек из всех, кого я когда-либо видел. Высокий, белокурый, он мог бы служить скульптору моделью для статуи Гермеса[16] или Аполлона[17]. Но несмотря на такую внешность, голос у него был женственно-мягкий, что сразу возбудило во мне неприязнь. Кроме того, он странным образом напомнил мне кого-то, причем виденного совсем недавно, но я никак не мог вспомнить, кого именно.
Мы попросили проводить нас к лорду Эджверу.
— Сюда, пожалуйста.
Он провел нас через холл, мимо лестницы, к двери в конце холла. Открыв ее, он доложил о нас тем самым мягким голосом, который я инстинктивно невзлюбил.
Комната, в которую мы вошли, была чем-то вроде библиотеки. Стены ее скрывались за рядами книг, мебель была темной, простой, но красивой, стулья — с жесткими спинками и не слишком удобные.
Навстречу нам поднялся лорд Эджвер — высокий мужчина лет пятидесяти. У него были темные волосы с проседью, худое лицо и желчный рот. Чувствовалось, что перед нами человек злой и с тяжелым характером. Его взгляд таил в себе что-то непонятное. Да, глаза определенно странные, решил я.
Он принял нас сухо.
— Мосье Эркюль Пуаро? Капитан Гастингс? Прошу садиться.
Мы сели. В комнате стоял холод. Из единственного окошка пробивался слабый свет, и сумрак усугублял ледяную атмосферу.
Лорд Эджвер взял со стола письмо, и я узнал почерк моего друга.
— Мне, разумеется, известно ваше имя, мосье Пуаро. Как и всем.
Пуаро отметил комплимент наклоном головы.
16