Крепкая лоза мягко поставила меня на восхитительно твердую землю и медленно вернулась обратно на стену, а Элька облегченно вздохнула рядом в темноте.
— Пора бежать, вдруг нас хватятся! — тихо шепнула я и нащупала тонкую руку подруги.
— Подожди, пусть лоза затолкает гобелен обратно в комнату, если я дотянусь, конечно.
Мы так постояли какое-то время, но в кромешной темноте я ничего не увидела.
— А, ладно! Пошли! — скомандовала Эль, и мы осторожно двинулись к темному лесу, едва различимому на горизонте.
Я отчаянно хотела почувствовать себя свободной, отдышаться и оглядеться, но страх, что нас хватятся, гнал меня и подругу все дальше и дальше. К рассвету мы достигли опушки дубравы и почувствовали себя в безопасности. Что-что, а спрятаться в лесу эльфы умеют лучше всех. Поэтому когда где-то вдали стал слышен шум погони и рога, мы уже спокойно прокладывали свой путь по звериным тропам.
Глава 4
Мы спали под открытым небом, и нам не так легко давалось привыкать к свободе. Если было холодно, мы жгли маленькие бездымные костры. Иногда забирались на деревья и там пережидали погоню. Наша одежда пропиталась запахом леса и открытого огня, соломы и речного ила. Мы пили ледяную воду из быстрых ручьев, и в солнечный полдень казалось, что это самое лучшее в нашей жизни. Жаркое весеннее солнце постепенно изгоняло из наших душ мрак и безысходность заснеженной крепости, где мы так долго томились.
Мы шли несколько дней, когда я, наконец, дождалась Сопряжения и возможности прыгнуть. Я не знала, куда мы попадем. Мне лишь передалось по лидорианской крови умение чувствовать, когда миры соприкасаются друг с другом и есть возможность открыть портал. Я умела находить такие двери, предугадывать их появление, но была слишком мала, чтобы высчитать, где мы окажемся в итоге.
И жаль, что я не умела больше. Мы оказались во вполне приличном мире, где небо было голубым, солнце — желтым, и все — на своих местах. Мы не угодили в логово чудовища и не возникли посреди глубокого моря. Все было хуже и прозаичнее: мы очутились на поле, заваленном трупами. Совсем недавно здесь прошла битва, и воронье только начало собираться на пир. Куда бы мы ни прыгнули — попали в самый эпицентр кровопролитной войны.
Мы едва успели оправиться от прыжка через миры, как нас уже окружил отряд воинов. Их было немного, они вернулись на место битвы, чтобы поискать своих раненых и, может быть, попытаться кого-нибудь спасти.
За несколько дней нашего путешествия по лесам мы с Элькой разжились парой кроликов для меня, а для нее — грибами и кореньями. И еще запаслись двумя грубо отесанными палками, которые служили нам посохами. И, конечно, было глупо кидаться в бой против мечей и копий с дрекольем в руках. Нас связали и доставили в лагерь войска, которое остановилось на ночлег перед новым переходом. Через плотные повязки на глазах мы мало что видели, но слышали вокруг себя огромное количество людей и лошадей, лязг стали, звон мечей, топот копыт и стоны раненых.
Да… теперь я понимаю, что мы тогда несли полную околесицу. Возможно, мы перепугались, как бы не узнали о нашем происхождении и не отправили обратно домой или в школу для девушек, а может быть — мы просто немного одичали в лесу. Поэтому, когда нас привели в самую большую палатку на допрос к их командиру, мы едва открыв рот, начали говорить все, что нам приходило в голову.
— Мы не враги, и не лазутчики. Мы пилигримы… — скороговоркой выдала я.
— Идем в храм… — стушевалась Элька.
— В большой храм, — подсказала я. Наверное, она ожидала от меня названия какого-нибудь мира или имени божества, но кроме размеров пункта назначения, мне на ум ничего не пришло. — Очень большой храм…
— С бассейном, — почему-то добавила Элька, словно мы шли туда купаться. — И колоннами. Квадратными. Квадрат — символ постоянства.
Я стала чувствовать легкое головокружение и попыталась вернуть разговор в более адекватное русло, пока мы не забрались окончательно в дебри геометрии и странных ассоциаций.
— Мы в дороге уже долгие недели, шли лесами и звериными тропами. Мы даже не знали, что идет война.
Напротив нас сидел мужчина с роскошной бородой и такими же русыми волосами, волной спускающимися на плечи. Он опирался одной рукой о массивный стол, на котором лежало множество карт и бумаг, а другой что-то записывал в небольшую кожаную книжку.