— Мне так кажется, — довольно сказал Мендоса. — Насчет Ардена. По мне, он сюда очень вписывается. Я не думаю, Арт, что Джордж — невинная жертва… или что Даррелл все еще его о6рабат?»1вает. Уж слишком энергично он защищается. Например, как он вспыхнул, когда ты спросил имя его приятеля. И как разыгрывает горе и печаль: о, Маргарет, любовь моя. Сдается мне, Джордж не слишком-то умен, он сразу все выложил: они, мол, с Дарреллом знакомы, близкие друзья уже семь лет по меньшей мере. Он должен знать и о его судимости. Ведь Даррелл получил шесть месяцев за попытку изнасилования три года назад. Джордж не мог не знать, почему тот полгода отсутствовал. Разумеется, Даррелл говорит, что обвинение сфабриковано, а если другой раз и задерживали, то потом ведь отпускали. Но представь: твоего друга признали виновным в подобном преступлении. И ты так сразу и поверишь, что обвинение подстроено? Будешь испытывать к нему прежние чувства? Останешься его приятелем?
— Не знаю, — медленно ответил Хэкет. — Не нам с тобой судить, Луис. Мы-то знаем, что в полиции не избивают людей и не фабрикуют ложных обвинений. А другие — нет. Может, он ему поверил. Даррелл ненавидит полицейских — в большинстве своем они все так… Возможно, он и Ардена настроил. Не знаю… но Арден мне не понравился, а тебе?
— И мне. И его мама тоже. Бедная мама. Милая почтенная чистая душа, которая своим добропорядочным, но не очень далеким умом не воспринимает все некрасивое. Думаю, она смутно представляет себе, что есть мужчины, которых называют гомосексуалистами — отвратительное слово, — но, во-первых, все они, конечно, пьяницы и бродяги, и во-вторых, порядочные люди даже не думают о таких вещах, это отвратительно. Она, повторяю, милая женщина. Замкнулась на Джордже и его необыкновенном таланте. Если бы только разбойники-издатели это поняли!
— Здесь я с тобой согласен.
— Джордж нервничал, — сказал Мендоса. — Не понимал, с какой стати полицейские к нему явились. Это же был настоящий профессиональный преступник, и в конце концов он-то был в «Голливуд боул», — Мендоса усмехнулся. — Я заставил его занервничать еще сильнее. Держу пари, он побежал рассказывать все Дарреллу. Наверное, Даррелл тоже занервничает.
— Не сомневаюсь, — сказал Хэкет. — Но…
Его прервал заглянувший в дверь сержант Лейк.
— Простите, лейтенант, обнаружили машину. Только что позвонили из дорожной полиции. Машину убитой Чедвик.
— А-а, — сказал Мендоса. — Я так и думал, что пора бы ей найтись. Поехали посмотрим.
Голубой «бьюик» аккуратно стоял на Амадор-драйв, короткой жилой улочке в шести кварталах от того места, где было найдено тело Маргарет. («Ну кто, в самом деле, дает названия улицам? Дорога Любовника!») Машина вот уже два дня стояла перед домом некоего Альфреда Санчеса, который заподозрил неладное и вызвал полицию.
— Только и слышишь — надо себя хорошо вести, все мексиканцы такие плохие, воры и жулики и тому подобное, и так далее… Может, теперь напечатают в газете, мистер, что мексиканец помогает полицейским, и может, тогда люди изменят свое мнение? Я думаю…
— Да, конечно, — рассеянно сказал Мендоса, разглядывая «бьюик». Машину в поисках отпечатков пальцев и вещей тщательно обследовали эксперты. Y pues que? — добавил он, разговаривая сам с собой.— Ну и что? Ничего они не найдут. Этот человек наверняка уж позаботился…
— Вы mejicano[32]? Из полиции? — спросил мистер Сан-чес недоверчиво. — И вас приняли?
— За мои грехи, — ответил Мендоса. — Закон этого не запрещает.
— Существует неписаный закон, — сказал Санчес, переходя на испанский язык.— Североамериканцы настолько нелогичны, сэр, что просто нет слов. Меня раздражает их непоследовательность. Вообразите, они проводят большие парады, ежегодные фестивали, они очень гордятся своим так называемым калифорнийским испанским наследием. Одеваются в испанские костюмы, называют фестивали именами великих аристократических испанских семей — Каррилло, Вердуго, Дел Балле, верно? Могут выучить несколько испанских словечек. И потом, когда фестиваль закончится, снова говорят о грязных мексиканцах. Нелогично!
— В поведении людей вообще мало логики, — сказал Мендоса. — У англосаксов ее действительно меньше, чем у других. Они упорно представляют латиноамериканцев сверхэмоциональными и легкомысленными людьми, хотя на самом деле нет никого рассудительнее нас. Я с вами согласен, логики им не хватает.
— Они даже языческий символ ацтеков, змею с перьями, поместили на официальную городскую печать, — сказал Санчес. — Дают вычурные испанские названия новым престижным жилым районам. А моя дочь Франческа — она три года проучилась в университете — хочет наняться на работу, и ей говорят, мол, очень жаль, но мы не берем мексиканцев. Это нелогично. И мы не грязные, у меня дома современная ванная комната. Я не знал, что мексиканцев принимают в полицию.
— Там вечно не хватает людей, — сказал Мендоса. -Мы берем то, что можем. Приходится делать скидку на человеческую натуру.
— Да уж, воистину, — согласился Санчес. — Хотя все равно досадно. Я подумал, может, если в газетах напишут, что мексиканский джентльмен помогает полиции…
— Я прослежу, чтобы это отметили, — сказал Мендоса. — Но чужие представления изменить нелегко.
— Вы глубоко правы, сэр, — сказал Санчес.
Разумеется, «бьюик» оказался абсолютно чистым. С приборной доски и руля были стерты все отпечатки. Кое-где нашли несколько пальчиков, но они, скорее всего, принадлежали Маргарет или кому-нибудь из ее семьи. В бардачке не обнаружилось ничего необычного: карты, ветошь, щетка. Ничего постороннего.
— Знаешь, Арт, — произнес Мендоса, — все-таки машина кое о чем говорит.
— Например?
— Помнишь, что я сказал о Силверман? Лишняя машина. Очень неудобно устраивать засаду на дороге, еще неудобнее, если ты сам за рулем. Все говорит о том, что было два человека. Смотри. Должны быть две машины — убийцы и Маргарет. Так вот, он звонит и говорит: давай встретимся там-то и там-то. Встречается с ней и убивает. Бросает тело. Если он один, то должен оставить свой автомобиль неподалеку от места свидания. Затем ему надо отогнать машину Маргарет сюда, а самому каким-то образом вернуться за своей. Даже в Нью-Йорке, где многие ездят на такси, можно потом отыскать пассажира. Здесь сделать это гораздо легче. Девять из десяти жителей Лос-Анджелеса имеют машины, такси мы пользуемся не часто — уж больно дорого. Поэтому пассажира отыскать нетрудно. Он не стал бы ловить мотор. Он мог пойти пешком, но я в этом сомневаюсь.
— Ты просто сочиняешь.
— Нет. По всей видимости, важную роль играло время. Ему не хотелось бы, чтобы кто-нибудь запомнил, как поздно он вернулся в тот вечер домой, даже если надеялся, что мы примем это за случайное убийство. А на прогулку пешком пришлось бы потратить время. Насколько все упрощается, если преступников двое и один из них ведет вторую машину. Два человека, таких как, скажем, Джордж и Даррелл.
— Очень изящные умозаключения, — сказал Хэкет, — но как же мы, черт побери, сможем найти доказательства? Боже мой, «Голливуд боул»!
— Да, я знаю. Мы на всякий случай разошлем запросы в таксомоторные компании. Хотя я уверен, что их было двое.
— «Голливуд боул» же, — сказал Хэкет. — Я тебя спрашиваю. Прекрасный мягкий летний вечер, поп-концерт, вероятно, полно народу. Ну кто может сказать, были они там или нет?
— Забудь про «Голливуд боул», — сказал Мендоса. — Или лучше узнай, когда концерт закончился, и продолжай с этого момента. Он сказал, что они останавливались выпить, спроси, где, время остановки можно потом сопоставить со временем убийства.
— Так, мой промах. Хорошо, я все понял.
— Вообще-то я надеялся найти в машине пуговицу от рубашки или что-нибудь еще, но мог бы и предугадать, что этот шутник не таков. Он почти столь же аккуратен, как наша Маргарет. Да. Ну что ж, пойдем быстренько перекусим, а потом, думаю, надо хорошенько осмотреть комнату Маргарет. Чертовски долго тянули с ордером на обыск. Но не думаю, что по злому умыслу. Конечно, если не… Pues vamonos уа[33]. Давай двигаться!