— Полегче и потише, ребята, — сказал он, — не известно, что там у нас. — Он представился. — Давайте сперва посмотрим. Арден еще здесь, «чевви» — на подъездной дорожке, машина Дуайера — у соседнего дома.
По лужайке они тихо подошли к дому. До них доносился чей-то голос — теплый летний вечер, окна открыты. Дом представлял собой типичное калифорнийское бунгало с узким крыльцом, увитым виноградом. Лампочка над дверью не горела, полицейских скрывала глубокая тень. Они поднялись по трем цементным ступеням на крыльцо.
— Травля! — слышался голос, высокий и истеричный. — Майк говорил… Я не могу это больше выносить, просто не могу!… Вы следите за мной, будто я преступник или еще кто… Я не собираюсь это больше терпеть… я… я… я… Стой спокойно! Не приближайся ко мне, не пытайся…
Каждое из окон по обе стороны входной двери состояло из широкой рамы и открывающейся вовнутрь боковой фрамуги. Мендоса мягко отодвинул в сторону патрульных, скользнул к ближайшему открытому окну с занавеской и сбоку заглянул внутрь. Отсюда ему не было видно Ардена; часть комнаты возле входной двери не просматривалась. Он смог разглядеть миссис Арден, сидящую в кресле напротив него, и Дуайера. К креслу прислонена трость миссис Арден. Добрая глупая женщина с седыми волосами и заурядной внешностью, полная, около шестидесяти лет. На ее лице застыло недоверчивое выражение. С правой стороны комнаты, в узкой стене,— кирпичный камин. Подле него стоял Дуайер, напряженный и собранный. По рукаву мятого светло-серого летнего костюма Дуайера расплывалось красное пятно; его правая рука висела как плеть. Но его глаза смотрели внимательно, он сохранял твердый рассудок, хоть и прислонился к каминной полке.
Мендоса отступил назад и скользнул, пригнувшись, к другому окну. Отсюда открывалась другая часть комнаты. Виднелся сводчатый проход, вероятно, между гостиной и столовой. Прямо в проходе стоял Джордж Арден. Его побледневшее лицо было в испарине, он дрожал. Револьвер в его руках, направленный на Дуайера, ходил из стороны в сторону.
— Скрылся! — говорил Арден. — Он скрылся, удрал и бросил меня — расхлебывать. Я искал его, о Боже… после того, как этот полицейский сказал… Но он сбежал, он знал, что они… Оставил все на меня одного, и я… О Майк! Я не могу… не могу… Стой спокойно! У меня еще есть патроны…
— Джордж, — говорила миссис Арден. — Джордж, я не понимаю. Кто этот человек? Почему ты… Это пистолет твоего дедушки, я и не знала, что где-то есть к нему патроны. Джордж, будь же осторожен… Я не понимаю.
Мендоса разглядел старый «кольт». Шестизарядный револьвер 45-го калибра. Еще он увидел, что револьвер заряжен: открытый барабан, можно с первого взгляда определить, пустой он или нет. По крайней мере один заряд. Может быть, еще четыре. Одна пуля, видимо, выпущена в Берта. А соседи, конечно, приняли выстрелы за автомобильные выхлопы.
Очень неудобное место. В этих проклятых бунгало нет прихожей. Входная дверь, даже если она не заперта, открывается прямо в комнату, примерно в шести футах от Джорджа Ардена. Ему как раз хватит времени, чтобы повернуться и в упор выстрелить в любого, кто попытается пойти, даже если делать это быстро. Окна в столовой, за спиной Ардена бесполезны: недостаточно широки, не пролезешь. Да и миссис Арден попадает на линию огня.
«Что за неуравновешенный, невротический народ — эти педики проклятые», — думал Мендоса. Он отодвинулся назад, тронул за руку одного из полицейских. Они тихо отошли на лужайку.
— Попробуй сзади. Хорошо, если удастся проникнуть внутрь без шума.
Человек исчез. Мендоса вернулся на крыльцо. Очень может быть, что чем скорее Дуайер попадет к доктору, тем лучше. В последний год Берту что-то уж слишком часто достается.
— Просто исчез и бросил меня, сбежал! Не стоит… подсматривают из-за угла… доносят… Какого черта, просто потому что мы другие! — Арден почти рыдал. По его белому как мел лицу текли слезы. — Ты еще со своей Маргарет! — набросился он на мать. — Ты никогда не понимала… А, к черту Маргарет, теперь кончено, но… Словно мы уроды какие-то, я не могу больше выносить… И Майк исчез, я не могу найти Майка, он мне сказал бы, что… Убью себя, прежде чем… Всех вас убью, всех, а потом уж себя… Я просто не могу больше выносить травли, я… Не двигайся! Ты мне не веришь? Думаешь, у меня кишка тонка? Так нет! Что там? — Он резко обернулся.
Дуайер левой рукой неловко потянулся к револьверу. Слишком медленно, Мендоса видел, что Берт не успеет. Арден бросил взгляд через плечо обратно на Дуайера и выстрелил. Но он стрелял быстро, не целясь, и пуля разнесла китайский орнамент над камином. Интересно, теперь соседи прибегут? Мендоса не хотел соседей; дураки чертовы, та и лезут под выстрелы. Этот псих, этот ничтожный ублюдок Арден страшно его раздражал. Он достал свой револьвер
— Джордж, дорогой, я не… Джордж, насилие…— миссис Арден пыталась встать с кресла.
— Ты! Все время — как это для меня хорошо, такая милая девушка! Никогда ты не знала, как я ее ненавидел — ненавидел, ненавидел, ненавидел ее, твою проклятую Маргарет! Но Майк сбежал… Всех вас убью и себя заодно…
Видимо, сзади невозможно было бесшумно проникнуть в дом или патрульный оказался бестолковым. Прискорбно, но необходимо.
Мендоса отодвинул второго полисмена, припомнив насмешки Хэкета на последних стрельбах: на тренировках по стрельбе Луис всегда старался лишь выполнить минимальные требования. Он не любил перестрелки. Тщательно прицелился и выстрелом выбил из руки Джорджа Ардена старый «кольт». Руку он, естественно, тоже задел.
Арден завизжал. Неожиданно позади него, в столовой появился первый полицейский. Мендоса толкнул входную дверь — она оказалась незапертой — и ворвался внутрь, за ним второй патрульный. Арден, продолжая визжать, повернулся и побежал. Трое полицейских бросились за ним в темную часть дома. Хлопнула дверь, они очутились в узком холле и услышали, как в замке щелкнул ключ. Места было мало, чтобы они втроем могли как следует разбежаться. Они давили на дверь, из-за которой доносились истерические бессвязные вопли Ардена.
— Отойдите! — тяжело дыша сказал самый здоровый полицейский.— Я справлюсь, эти старые двери…— Он боком разбежался, дверь содрогнулась. С третьего раза она подалась. Совместными усилиями они сломали ее до конца.
— Ладно, вызывайте «скорую».
Арден даже самоубийство не мог совершить толком. Он попытался вскрыть вены, но порез на его запястье оказался незначительным. Простреленная рука была гораздо серьезней, из нее ручьем текла кровь.
Некомпетентность Мендосу раздражала. Он вернулся в гостиную позаботиться о Дуайере.
— Он на меня набросился,— сказал тот, садясь на кушетку. — Перерезал телефонный провод и сунул мне под нос свой примус. Ну, такой тип горазд палить, я не псих и не напрашивался. Один раз только, когда я решил было, что врасплох его застану… По-моему, ничего серьезного, но…
— Вот именно — «но»! — сказал Мендоса.— Ладно, ты не виноват. Мне бы следовало иметь побольше воображения. Я думал, не составит особого труда за ним последить. Кажется, здесь я сглупил. — Мендоса злился на самого себя.
— Рука, по-моему, сломана, — морщась, сказал Дуайер. — В этом году я уже третий раз нарываюсь на пулю, представляете, лейтенант? И почему для разнообразия не могут подстрелить кого-нибудь другого?
Глава 13
Насколько могли, они постарались привести все в порядок. Ардена, чье состояние, кажется, было не так уж плохо, отвезли вместе с Дуайером в больницу. Дуайер рассказал, что около десяти часов он услышал, как Арден в доме стал кричать о самоубийстве. Он раздумывал, не зайти ли ему внутрь, когда Арден заметил его на крыльце и начал его поносить и орать насчет полицейского преследования. Поэтому Дуайер вошел и, собравшись арестовать Ардена для его же собственного блага, оказался под дулом револьвера. По его словам, Арден оставался в «Викторианской комнате» примерно до девяти и вышел оттуда несколько на взводе, судя по тому, как он вел машину. Возможно, алкоголь, размывающий ощущение реальности, и навел его на размышление о том, как безжалостно его травят. Впрочем, такому как Арден немного и надо, чтобы завестись. Мендосе следовало бы это помнить.