— Чтоб ты сдох! Нет! Нет, вы не сможете… все это доказать, вы…
— Думаю, сможем, мистер Лорд, — сказал Мендоса. — Я просто уверен в этом. У нас очень много прекрасных улик.
Майра Чедвик вдруг резким голосом проговорила:
— Меня? Он собирался убить меня? Они собирались… Лаура…
«Ну да,— подумал Мендоса.— «Меня». До нее только теперь дошло, и это было первое, на что она отреагировала. Угроза «мне». Можно сказать, колесо совершило полный оборот, потому что из-за нее все началось столько лет назад. Уж такая она была, и дочери были похожи на нее — такими она их воспитала».
— О Боже! — воскликнул Чарлз Чедвик. — О Боже! Выпустите меня отсюда, я не могу… — Он, рванув ворот рубашки, приподнялся, затем рухнул на стул и съехал на пол.
Женщина-полицейский и Паллисер бросились к нему.
— У него просто обморок, сэр, ничего… расстегните ему воротник…
Мендоса встал.
— Роберт Мередит Хилл, я арестовываю вас по обвинению в убийстве…
Тот ничего не сказал, когда Хэкет подошел к нему. Здесь они признания не добьются. Глаза Хилла были пусты. Но когда Хэкет взял его за руку, он посмотрел на Мендосу и коротко выругался. Лаура Чедвик стала отбиваться, визжать и впала в истерику.
Судебное расписание было постоянно полностью забито, поэтому слушания по этому делу начались только в сентябре. Лауру и Лорда судили вместе, что было ему на руку, потому что Майра Чедвик наняла адвокатов.
Мендоса перешел к другим делам и почти забыл Маргарет Чедвик и глупую бедняжку Дженни Хилл. На Райо-Гран-де-авеню (которую, как и обещал плакат, начали мостить «Братья Вудз») стал подниматься дом Элисон.
Большого серебристо-дымчатого кота гладили теперь другие руки, новые голоса хвалили и успокаивали его, и после нескольких нелегких дней он привык к новому месту.
Лорд на суде оказался более разговорчивым, утверждая, что идея принадлежала Лауре, а он с самого начала не хотел этого; что Дженифер Хилл угрожала ему кочергой и ему пришлось защищаться.
Лаура Чедвик (чьи портреты в газетах шли под заголовками вроде «Прекрасная блондинка-наследница») вела себя скромно, тихо и удивительно была не похожа на преступницу. Ее адвокат нарисовал душераздирающую картину — молодая неопытная девушка, полностью находящаяся во власти своего возлюбленного-убийцы.
Разбирательство немного задержалось во второй день, когда сержанта-детектива Артура Хэкета, вызванного для дачи показаний со стороны обвинения, не оказалось в зале суда. Впоследствии сержанта Хэкета не наказали за неуважение к суду только потому, что он в то утро с трех часов находился в больнице, где ждал рождения своего первенца. (Газеты радостно сообщили, что на свет появился мальчик весом девять фунтов, которого назвали Марк-Кристофер.)
Ни Лорду, ни Лауре не удалось выкрутиться. Но присяжные, видимо, почувствовали, что вина Лауры чуть меньше. Ей сохранили жизнь. Лорда приговорили к газовой камере.
Прочитав случайно в «Таймсе» о приговоре, Мендоса сказал:
— Присяжные, что с них взять. По-моему, она в определенном смысле более… преступна, чем он, ведь это была ее родная сестра. Но никто не любит посылать женщин в душегубку. Их можно понять.
— Что? А-а, да, — рассеянно сказала Элисон. В эти дни она все чаще мысленно уносилась на Райо-Гранде-авеню, выбирая наиболее точный оттенок обоев для их спальни, образцы кафеля для ванной и беспокоясь о том, достаточно ли велико окно в ее студии, обращенное на север. — Луис, я тут прикидываю. Как ты думаешь, двойная кро…
— Какого черта, querida? Я против! Опять гигантская вещь, я совсем не против иметь спальное место в размере, как рекомендуют, сорок дюймов на человека, но… Это диверсия.
— Что ты шумишь? О, ты идиот, я имею в виду комнату для гостей, конечно. Я просто хочу выбрать — датский орех или красное дерево. Amado, разве я могу подумать…
Конечно, последовала апелляция. И в последний день ноября (в доме Элисон уже вот-вот должны были приступить к работе маляры) Мендосу вызвали в Сан-Франциско для дачи показаний. Кеннет Лорд (Роберт Хилл) симулировал умопомешательство, чтобы избежать газовой камеры. Видимо, он был достаточно умен и правдоподобно изображал некоторые симптомы. Кроме того, его защищал смышленый адвокат.
Мендоса выругался. Он как раз распутывал небольшую головоломку в очередном деле, но с повесткой не поспоришь. Он поехал домой собирать сумку. Элисон отвезла его в аэропорт.
— Ты и не заметишь, что меня нет, — сказал он, целуя ее на прощанье.
— Лгун. Я всякий раз поневоле это замечаю. Никто ни разу не разбудит меня за всю ночь…
— Я не храплю!
— Я совсем не о том, — сказала Элисон. — Будь осторожен, любовь моя.
Либо Лорд хороню изображал лунатика, либо консилиум собрался очень уж дотошный. Мендосу задержали на два дня. Лорда он видел только один раз. Ему снова пришлось перечислить улики, описать поведение Лорда в момент ареста и изложить свое личное мнение как опытному следователю. Он высказал его одним предложением: «Этот человек здоров так же, как и мы с вами, он был здоров, когда совершал преступления, среди которых — умышленное убийство из корыстных побуждений».
Тогда-то он и увидел Лорда. Лорд ответил холодным ненавидящим взглядом, а его губы беззвучно произнесли ругательство в адрес Мендосы.
Он не ушел от наказания.
Необычайно теплым декабрьским днем, без десяти три, Мендоса приземлился в Бурбанке и поехал на такси до дома. Он обнаружил Элисон на диване в окружении кошек и Эль Сеньора, который забрался на крышку проигрывателя.
— Mi amador solamente, ты без меня скучала?… Неправда. Ты по двенадцать часов в день проводила в новом доме, мешая рабочим.
— Да. Но как-то ни с того, ни с сего я несколько раз вдруг почувствовала, что тебя нет. Нигде. Ну как он, отделался? Хорошо. Он этого заслужил. Да, в утренней газете кое-что было (я отложила, чтобы тебе показать) о мистере Чедвике. Вот.
В короткой заметке на последней странице сообщалось, что Чарлз Чедвик, отец недавно осужденной Лауры Чедвик, подал заявление на развод.
— Бедняга, — сказала Элисон. — Может, теперь он будет немного счастлив. Ты говорил, этой Росс около сорока? У нее еще могут быть дети. Вероятно, они…
— Porvida! У тебя уже комплекс насчет детей. Я думал, сегодня начнут красить кухню. Почему ты не смотришь за работой?
— Ну…— сказала Элисон. Она пододвинулась поближе и погладила его усы.— Я там была. Кажется, все будет очень мило. Но потом от запаха краски я почувствовала себя как-то странно… и мне пришло в голову… То есть прошло всего дня два, и я, конечно, не была у доктора…
— Ты что, хочешь сказать…
— И я все думала, — сказала Элисон, — как бы помягче тебе сообщить… Тебе ведь лучше знать заранее… Но в моей семье с обеих сторон рождались двойни.
— Atrocidad![52] — яростно вскричал Мендоса.— Нет! Absolutamente[53], я запрещаю!