— Хорошо, хорошо. Сейчас.
Майор направился в гостиную. Он практически не заходил сюда после смерти Эйлин. И дело было совсем не в хаосе после взрыва. Какое-то смутное ощущение неловкости заставляло его отсиживаться у себя в кабинете. Наведением порядка занималась Джилл, и у него упало сердце, когда он сейчас вошел и увидел, в каком состоянии находится комната. Стекла в окнах вставили, но занавесок еще не повесили. Стены и потолок были местами закопчены пожаром, местами заново оштукатурены — времени на все не хватило. Исчезла кое-какая мебель и, главное, картина, которую он любил. Все выглядело голым, странным, чужим.
— Что успели, то успели, — поспешно сказала Джилл, увидев выражение его лица. — А без этой комнаты сегодня не обойтись, она самая большая в доме.
— Не волнуйся. Все в порядке.
Люди входили и входили. Становилось тесно. Две племянницы миссис Ходжесон, согласившиеся помочь, еле протискивались среди гостей с подносами хереса и бутербродов. Комната гудела от разговоров и смеха, словно люди забыли, по какому поводу собрались.
На миг Тому Черилу невольно показалось, что он на вечеринке. Он начал ходить от группы к группе, как и подобает хозяину. И тут до него дошло, почему многие из этих людей решили воспользоваться удобным случаем, чтобы попасть сюда. Один молодой человек, к радости сопровождавшей его девицы, провел пальцем на закопченной стене черту. Майору показалось, что это первая линия буквы «А». Другая пара таращилась на покореженный секретер, а Колин Белл-Смит приподнял угол половичка, которым закрыли пятна крови на ковре.
Это стало последней каплей. Похороны, шок от неожиданного выстрела, все эти люди, а теперь еще и… Майор шагнул к владельцу «Золотой лани»:
— Мистер Белл-Смит! Насколько мне известно, вас сюда никто не приглашал. Если вы успели удовлетворить свое любопытство, то покиньте мой дом. Буду вам очень признателен.
— Вы, вы… меня в жизни никто так не оскорблял.
В комнате сразу наступила напряженная тишина, но майор был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. Он повернулся к человеку, который чертил пальцем на стене:
— Вас это тоже касается, кто бы вы там ни были.
Какая-то девушка хихикнула.
— Эйдриан — мой друг, — вмешалась Найна Долиш.
— Но не мой, — отрезал майор. Он окинул взглядом комнату. Джилл и стоящий рядом с ней Дейвид Тейлор смотрели на него с беспокойством. Он постарался взять себя в руки. — Простите меня, но мы хотели собрать только родных и самых близких друзей. Мы рады всем, кого пригласили. Те же из вас, кто явился без приглашения, из одного только праздного любопытства, должны уйти. Я уверен, что вы и сами не хотите злоупотреблять нашим гостеприимством.
В данных обстоятельствах это была вполне вежливая просьба, но в ответ на нее раздались протесты. Первым, нарочито обойдя майора далеко стороной, вышел Колин Белл-Смит. За ним в замешательстве последовали другие. Найна Долиш поколебалась и тоже выскочила вон, громогласно заявив, что, хотя ее и пригласили, она ни за что не останется, и больше ее ноги в этом доме не будет.
— Вот и прекрасно, — без всякого христианского милосердия заметил Эдвин Галверстоун, который пересек комнату и стал бок о бок со своим другом.
— Возможно, — устало сказал Том Черил. — Простите меня, — повторил он. — Не надо было этого делать. Но на меня свалилось слишком много в последние дни. Глупо, конечно. Зря я так. Только новых врагов мне и не хватало.
ГЛАВА 10
После похорон интерес к делу Черилов вроде бы ослаб. Майор уехал в Лондон к дочери, у которой должны были начаться занятия в школе. Полиция собирала информацию о мотоциклисте в желтом шлеме — не видел ли его кто-нибудь во вторник, в день взрыва, и в предшествующие дни. В округе имелось, само собой, довольно много желтых шлемов, и их владельцев тщательно допросили. Затем старший инспектор с сержантом освободили свои комнаты в «Золотой лани» и покинули Фарлингам.
В конечном итоге, как откровенно признал Дейвид Тейлор на нескольких совещаниях в Кидлингтоне и в Скотленд-Ярде, расследование зашло в тупик. Кроме упомянутого мотоциклиста, конкретной ниточкой был лишь лист оберточной бумаги, найденный в секретере сержантом Дру. Лаборатория признала, что в него могло быть завернуто взрывное устройство. На этом основании снова детально обсудили возможности, которые открывала перед следствием наклейка с адресом, но ничего нового к тому, что высказали за завтраком после взрыва Дейвид Тейлор и Дру, не прибавилось.
Эксперты подтвердили, что адрес напечатан на портативной машинке, скорее всего на старом «Ремингтоне», и среди начальства разгорелись споры — не взять ли образцы шрифта у всех, кто как-то связан с делом, особенно у сотрудников издательства «Линдзи и Бекетт». Однако решили пока подождать. Как справедливо сказала Глэдис Ли, явных улик против издательства нет, а добыть официальный бланк и подделать подпись Линдзи мог кто угодно. Не было причин подозревать и фарлингамцев, хотя и решили выяснить, у кого в деревне есть пишущие машинки.
Обсуждалась и возможность двойной игры, блефа: убили именно того, кого хотели, а рекламные объявления напечатали лишь для отвода глаз. В этом случае основным подозреваемым становился сам майор Черил. Но какие у него могли быть мотивы? Идеи на этот счет никому в голову не приходили.
По причинам, которые он сам не до конца понимал, Дейвид Тейлор не стал упоминать о том, что майор соврал по поводу своего местонахождения в день трагедии. Номер телефона, что ему дали в клубе, принадлежал, как он выяснил, некоей миссис Джин Обин — скорее всего, той самой Джин, которой звонила из своей квартиры Джилл перед поездкой тем вечером в Фарлингам. Миссис Обин была известным книжным иллюстратором и, значит, имела связи в издательствах. Но ничего подозрительного в ее отношениях с майором Тейлор не усматривал, тем более что Джилл Черил о них прекрасно знала. Поэтому он не хотел без крайней необходимости заниматься этими отношениями.
Взяться за них старшего инспектора заставили слухи. Никто не знал, откуда именно они поползли. Возможно, источников было несколько. Но они поползли сразу после похорон, хотя ушей полиции достигли не сразу. Распространялись они быстро, обрастая, как водится, гнусными подробностями. В фарлингамскую церковь их принес пономарь после разговора с близнецами Карверами и, в свою очередь, в несколько искаженном виде пересказал миссис Галверстоун. Та, кое о чем тактично порасспросив своих подруг и приятельниц, сказала мужу:
— Эдвин, ты слышал, какие странные вещи говорят в округе о Томе Чериле?
— Нет. Что на этот раз? — раздраженно спросил он. После резких слов майора по поводу слухов преподобный Галверстоун был чувствителен к этому предмету. Кроме того, он сейчас мучительно писал проповедь, считая делом чести создавать собственные тексты, а не использовать готовые.
— Говорят, будто он рад смерти Эйлин, будто они не ладили и …
— Кто говорит?
Жена пожала плечами:
— Наши, деревенские. И не только. Многие уже знают об этом, даже постоялица «Золотой лани», которая подвернула лодыжку и ходила на прием к Дику Карсону.
— Докторам не положено обсуждать своих пациентов.
— Ради Бога, Эдвин! — непрошибаемая добропорядочность мужа часто выводила Дороти Галверстоун из себя. — Дик Карсон ничего и не обсуждал. Это она сказала…
— Чего доброго, начнут городить, будто именно Том и убил Эйлин.
— Уже и такое ходит.
— Что? — Эдвин Галверстоун отодвинул бумаги в сторону, снял очки и уставился на жену. — Ты это серьезно?
— Абсолютно. Прямо не говорят, но явно подразумевают.
— И по какой же причине он ее убил?
— По разным. Нужны были ее деньги. Не давала развода. Наконец, просто надоела. Выбирай причину сам.
— Ну и чушь! Господи! И как давно идут эти разговоры? Почему я ничего не слышал?
— Вероятно, при тебе молчат, потому что вы с Томом друзья.
— Самое время это доказать. Дурацкие пересуды надо прекратить. И лучше всего до возвращения Тома из Лондона. Ему и так в последнее время досталось, а тут еще грязью норовят испачкать.