Цзян Цин говорила: «Да гарантирована ли еще безопасность ЦК? Почему не схвачены те, кто выступает с нападками на ЦК? Вы будете отвечать за то, что эти люди не арестованы!» Слова Цзян Цин побудили власти действовать более решительно. Об арестах докладывали «четверке».
3 и 4 апреля были арестованы 26 человек.
Ночью 4 апреля протестующие разошлись по домам, и тогда власти приступили к решительным действиям. Глубокой ночью на площадь выехали 200 грузовиков. Венки стали ломать и бросать в кузова автомашин. В два часа ночи пригнали подъемный кран, чтобы убрать самый тяжелый венок из металлических конструкций. К четырем часам утра венки в основном были убраны. Мостовые мыли из пожарных шлангов. Сами венки частично доставили на кладбище Бабаошань и в парк Сунь Ятсена, как «вещественные доказательства» «преступлений». На всех подступах к площади были установлены заградительные посты, дабы не допустить появления новых венков.
В 5 часов 10 минут утра 5 апреля в «командный пункт» приехал Ван Хунвэнь. Он заявил: «За последние два дня над площадью действительно установлен контроль. А что касается этого вчерашнего (Ван Хунвэнь имел в виду одного из демонстрантов, который в своем выступлении резко осуждал «четверку». — Ю.Г.), то именно я и настоял на том, чтобы схватить его. А чего, собственно говоря, бояться? Схватка так схватка. Ранили народных ополченцев и народных полицейских, я навестил их в госпитале и подбодрил». Ван Хунвэнь продолжал: «Да все дело именно в том, что не довели до конца расследование того, где истоки клеветнических слухов, в июле, августе и сентябре прошлого (то есть 1975 г.) года. На сей раз следует установить, кто и какую роль тут играет. Да пусть даже следствие приведет в ЦК, в Госсовет, да пусть даже к самому небесному императору, все равно дело нужно довести до конца; да я сам тоже буду надевать им наручники».
Он также требовал: вы должны «следовать за самыми опасными и вредными; тех, кто улизнул с площади, тоже надо схватить; 4 апреля были схвачены трое таких; вы должны неотступно следить за ними; причем не только за простонародьем, а надо иметь в виду и буржуазию внутри партии; народные ополченцы должны принимать участие в борьбе против буржуазии внутри партии».
Около 6 часов утра колонна учащихся 172-й пекинской средней школы двинулась из северо-западной части площади к памятнику народным героям, который был оцеплен солдатами и народными ополченцами из числа рабочих. Они не позволяли школьникам приблизиться к памятнику. Один из школьников спросил: «Почему вы не даете нам подойти к памятнику?» Ополченцы ответили: «Потому что тут будут производить ремонтные работы». Тогда посыпались вопросы: «Почему ремонтировать понадобилось именно сейчас, а не раньше; почему нельзя сделать ремонт позже? Почему не разрешаете возложить венки? Куда вы убрали венки?» Один из ополченцев ответил: «Мы получили приказ ночью. Нам велено здесь наблюдать за порядком. А когда мы сюда пришли, то венков уже не было. Больше нам ничего не известно».
Молодежь прорвала оцепление. Установили у подножия памятника венок, но тут раздались предложения поднять его выше. И тогда ребята, встав на плечи друг другу, укрепили венок на самой вершине монумента.
Около половины восьмого утра с южной стороны площади, со стороны упоминавшегося «командного пункта», к памятнику приблизился военный лет сорока с карандашом в руках. Он забрался на возвышение и обратился к находившимся возле памятника: «Не делайте этого. ЦК уже принял решение. Больше не нужно приносить венки». Он потребовал, чтобы венок был убран. Его слова вызвали возмущение. Раздались крики:
— Это какой же такой ЦК распорядился таким образом?
— От чьего имени ты тут выступаешь?
— А как ты относишься к премьеру (Чжоу Эньлаю)?
— Куда вы дели венки? Верните нам наши венки!
— А ну, скажи: почему вы не разрешаете возлагать венки в память о премьере Чжоу Эньлае? Почему вы утверждаете, что с почтением относиться к могилам и памятникам, убирать и украшать их — это все, дескать, «негодное старье», а сами всего несколько дней тому назад убрали территорию возле памятников бойцам Советской Армии, павшим в боях во время антияпонской войны, и возложили к этим памятникам цветы?
(Это — любопытный штрих общей картины. В конце 1975 г., вскоре после смерти Кан Шэна, Хуа Гофэн, который был тогда руководителем системы органов безопасности и заместителем премьера Госсовета КНР, дал распоряжение, в соответствии с которым на родину были отпущены члены экипажа нашего военного вертолета, который из-за погодных условий совершил вынужденную посадку на территории КНР в Синьцзяне, после чего содержался в тюрьме. Несколько месяцев китайская сторона игнорировала усилия наших представителей, направленные на решение этого вопроса. И вот, сразу после смерти Кан Шэна, Хуа Гофэн обрел, очевидно, известную свободу действий и освободил экипаж. Таким образом, и Хуа Гофэн, и, вероятно, «четверка» делали жесты, демонстрировавшие желание известным образом менять атмосферу в наших двусторонних отношениях, которая на протяжении всех лет «культурной революции» оставалась крайне напряженной.)