[К 1989 г., то есть спустя уже более десяти лет после смерти Мао Цзэдуна, между руководителями ЦК КПК существовали и накопились противоречия. Ху Яобан при этом полагал, что он занимал правильные позиции, а следовательно, считал, что другие занимали неверные позиции по вопросам, определявшим политику партии. Ху Яобан спустя уже два года после его отстранения с поста генерального секретаря ЦК КПК утверждал, что это был неверный шаг, желал пересмотра этого решения и говорил, что, если это решение не будет пересмотрено, он уйдет в мир иной с уверенностью в своей правоте и в неправоте тех, кто принял в отношении него несправедливое решение, да еще и вынудил его выступить с некой «самокритикой». — Ю.Г.]
19 апреля (1989 г.) состоялось заседание партийной ячейки комиссии советников при ЦК КПК для того, чтобы почтить память Ху Яобана. Я выступил на этом заседании первым. Рассказал о беседе с Ху Яобаном. Сказал, что это, вероятно, последняя такая пространная беседа Ху Яобана при его жизни. Потому что он ушел из жизни внезапно. Он хотел, чтобы в отношении него выводы были сделаны заново. И это его желание носит характер его завещания. Я попросил комиссию советников ЦК партии в официальном порядке доложить в ЦК КПК о моем мнении. После моего выступления Чжан Гуаннянь заявил о своем недовольстве Ху Яобаном. Хо Шилянь и другие согласились со мной. Чэнь Писянь спросил меня: присутствовал ли кто-нибудь еще при вашей беседе? Я ответил, что на протяжении всего разговора тут же были дети одного кадрового работника. При второй половине беседы присутствовал также и Ху Дэпин.
[После смерти Ху Яобана в среде руководителей партии сохранялось двойственное отношение к Ху Яобану. Одни требовали выполнения его политического завещания, то есть пересмотра решения 1987 г. и признания несправедливости и ошибочности и критики в адрес Ху Яобана и отстранения его с руководящего поста. Иными словами, это были голоса в пользу восстановления той линии в руководстве политикой партии, которая существовала при Ху Яобане как председателе ЦК КПК и генеральном секретаре ЦК КПК. Другие продолжали отрицательно относиться к Ху Яобану и его политике. Из этого следовало, что в, партии продолжалась борьба между представителями альтернативных путей развития страны. После смерти Мао Цзэдуна сначала постепенно возобладала линия, представителем которой был Ху Яобан, однако затем в результате интриг, начиная с 1987 г., другим руководителям удалось не только отстранить Ху Яобана, но и начать навязывать партии и стране иную политическую линию. — Ю.Г.]
15 апреля (1989 г.) я написал следующее траурное четверостишие:
Если бы очиститься от странных и чудовищных для всей Поднебесной несправедливых обвинений;
Как было бы славно, если бы на всей нашей священной земле больше не было бы оскорбленных душ, которым пришлось покинуть мир, так и не добившись снятия с них несправедливых обвинений.
Именно такими были чувства, именно такой была картина в Чжанцзяцзе,
Потому что пока человек живет в сердцах людей, он живет вечно.
В первой сроке я писал о необходимости восстановить доброе имя Ху Яобана, очистить его от всех облыжных обвинений и осудить все ошибочно начатые против него дела.
Во второй строке был заложен двойной смысл: то есть речь шла и о помыслах, думах и желаниях Ху Яобана, связанных с его деяниями при жизни; в то же время это был и протест, жалоба на те обиды, которые были нанесены Ху Яобану при жизни. Ведь именно он, тот самый человек, который восстановил доброе имя такого большого числа людей, сам в конечном счете оказался оклеветан и обесчещен!
Третья строка описывала события 1988 г., когда Ху Яобан приехал в Чжанцзяцзе, что в провинции Хунань, и там на улицу высыпали тысячи и тысячи людей, они теснились по обе стороны улицы и наперебой стремились пожать ему руку. Они все хотели сфотографироваться с ним на память. После этого, когда он прибыл в Наньнин, ему оставалось лишь сидеть взаперти, то есть не показываться из дома.
Четвертая строка не требует пояснений; она и так очевидна.
[В китайской политической культуре свое место продолжает занимать традиция, в соответствии с которой человек стремится в произведении искусства, в словах, да и в каллиграфии, запечатлеть для современников и потомков свою политическую позицию, выразить свои убеждения. Это издревле присуще культуре и менталитету китайцев.