Я никак не ожидал, что будет организовано «заседание для обсуждения моего образа жизни», то есть что прибегнут к такому методу, чтобы облить меня грязью. Документ за № 19 — это для меня позор, срам, оскорбление и унижение. (В документе№ 19, выпущенном ЦК КПК в 1987 г., перечислялись «некоторые серьезные ошибки в работе в сфере экономики», которые приписали Ху Лобану. 2 января Ху Яобан направил письмо Дэн Сяопину; 10 и 15 января на заседании по вопросу об образе жизни кадровых работников партии первого разряда в ЦК партии Ху Яобан представил два документа: «Моя самокритика» и «Моя позиция».) Многое из того, что в этом документе приписано мне, выдано за мои слова, говорил это не я. А кое-что — это вообще клевета. Например, пригласить три тысячи японцев предложило министерство иностранных дел. Речь шла о том, чтобы до конца 1989 г. приехали 10 000 человек; члены постоянного комитета политбюро ЦК КПК поставили знак, что прочитали и одобрили эти предложения; все были с этим согласны; я же дал санкцию на приезд лишь 3000 человек. Неужели же у генерального секретаря нет даже такой малости власти? (На заседании ячейки в комиссии советников ЦК КПК я также слышал нападки на Ху Яобана в этой связи.)
[Ху Яобан считал, что по отношению к нему поступили нечестно. Это относилось и к Дэн Сяопину. —Ю.Г.]
Я все-таки проявлял осторожность. В прошлом о системе ухода на пенсию руководителей говорили и Дэн Сяопин и Чжао Цзыян. Я же не говорил. В то время мне представлялось, что это никак невозможно, поэтому я настаивал на системе двух линий. Ведь отправить человека на пенсию, на отдых — это означает нанести урон чувствам и моральному состоянию старых товарищей по партии.
Что же касается вопросов, связанных с Сянганом, то я вообще в прошлом не читал эти материалы, избегал вмешательства.
[Ху Яобан неоднократно возвращался к мысли о том, правильно ли, достаточно ли осторожно он вел себя по отношению к Дэн Сяопину и другим старым руководителям. Он всегда с должным уважением относился к Дэн Сяопину, Чэнь Юню, Е Цзяньину и другим лидерам старшего поколения. Он никогда не поднимал вопрос об ограничении срока их пребывания на постах или об уходе кого бы то ни было из них со своего поста. Ему представлялось, что обвинения в его адрес, выдвигавшиеся в этой связи, были надуманными.
Ху Яобан подчеркивал, что не он первым заговорил об уходе на пенсию руководителей старшего поколения. Фактически это означало, что Дэн Сяопин спровоцировал разговоры на эту тему, чтобы «выпытывать мысли», «узнать о намерениях» Ху Яобана и других Здесь можно усмотреть нечто подобное поведению Мао Цзэдуна в отношении Линь Бяо. Мао Цзэдун сначала загнал Линь Бяо в безвыходное положение, а когда Линь Бяо ничего не оставалось, как спасать свою жизнь бегствам, представил все это партии и населению страны как «предательство» Линь Бяо и следствие неудачной попытки или попыток «убить» Мао Цзэдуна. Дэн Сяопин многому учился у Мао Цзэдуна.
Ху Яобана он таким путем фактически поставил в безвыходное положение. Ху Яобан был вынужден высказаться по вопросу, по которому он сам и не предполагал ничего говорить. Ху Яобан высказался самым осторожным образом, уговаривая Дэн Сяопина не уходить на пенсию, а если тот слишком настаивает, то просто, как это и было в истории с Мао Цзэдуном, отойти «на вторую линию».
Дэн Сяопин счел это проявлением замыслов Ху Яобана избавиться от него, заставить его уйти от руководства партией и государствам. — Ю.Г.]
Впредь я буду руководствоваться правилом: спокойно провести оставшиеся годы. Возможно ли это спокойствие? Существуют два условия. Во-первых, мне уже исполнился семьдесят один год, силы уже не те, природа не позволяет. Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы партия оздоровилась. Но вот возможно ли это? (Юаньюань говорила, что дядя Ху Яобан был крайне разочарован. Он говорил, что когда старые друзья, с которыми в прошлом вместе вели борьбу на протяжении нескольких десятилетий, доверяли друг другу, например такой человек, как Ван Хэшоу, начинают тебя разоблачать, это действительно ранит чувства и сердце.)