Губкин молчал.
— Тебя интересует, откуда такие выводы. Скажу. Есть скоростемерная лента. Прочесть ее совсем несложно, если уметь, и главное, хотеть ее прочесть. Есть локомотив. Осмотр его тоже кое-что объясняет. Короче, вот мои выводы, Валерий. И я считаю, что и ты, и машинист, оба вели себя правильно, не растерялись. Так или нет?
— Так, — сказал наконец Губкин.
— Знал машинист о неисправности?
— Нет, откуда же.
— Проверял он тормозную систему?
— Ну, а как же вы думали?
— Уверен ты, что он проверял? Это было при тебе?
— Нет.
— Может быть, он проверял основную систему и пе проверил экстренную?
Губкин молчал.
Ермаков смотрел на него дружелюбно, ласково, как недавно смотрел на «башмачника» Пантелеева, когда тот начал давать правдивые показания.
— Что сейчас говорить-то, — сказал вдруг Губкин. — Знал или нет, что уж теперь изменится? Нету его.
— Но ты-то есть. Ты-то остался. Только твои показания могут что-то объяснить людям, а тебя избавят от этих… камней во дворе!
Ермаков поднялся со скамейки. Губкин продолжал сидеть, ковыряя землю носком ботинка.
— Я-то думал: он за мной, сразу. Не представлял, что он там останется, вот клянусь.
Помолчали. Губкин встал:
— Всё, что ли? Или еще будете вызывать?
— Придется.
— Ну, давайте.
— Это в твоих интересах.
— Понял, — кивнул Губкин.
Ермаков толкнул дверь номера, вошел.
Вошел в собственный номер, а увидел каких-то двух неизвестных субъектов, развалившихся на койках с сигаретами.
— Вам кого? — спросил один из них.
— А вы, извиняюсь, кто? — ответил Ермаков вопросом на вопрос.
— Мы? Мы здесь живем. Днем заселились.
— Дело в том, что я тоже здесь живу… жил еще утром… А где вещи, интересно?
— Какие вещи?
— Мои вещи.
В просторном, обставленном новой мебелью кабинете сидела за столом женщина лет сорока; чуть поодаль — мужчина. Еще один мужчина с папкой под мышкой вошел среди разговора. Ермаков был на приеме у местного руководства.
— С местами в гостинице трудно, город у нас небольшой, гостиница пока одна. Вот новую будем закладывать, тогда милости просим. Но, я думаю, проблему мы вашу решим. — Женщина обратилась к сидящему поодаль мужчине, и тот кивнул, это означало, что в гостиницу Ермакова вселят обратно.
— А что, разве вы еще не закруглились с вашими делами? — спросил другой, только что вошедший мужчина. — Мы-то считали, что следствие закончено.
— Нет, — сказал Ермаков.
— Какие-нибудь проблемы? — спросила женщина.
— А как же, всегда проблемы.
— Вы знаете, — произнесла женщина мягко, — мы, не скрою от вас, заинтересованы в том, чтобы ваша работа была завершена в самые сжатые сроки. И если для этого требуется какая-либо помощь…
— А собственно, почему вы меня торопите? — сказал Ермаков.
— Вас никто не торопит. Прошу понять меня правильно, — с осторожностью отвечала женщина.. — Все, что полагается по закону, пожалуйста, тут никаких возражений. Но поймите нас тоже: город, как я уже сказала, маленький, все и все на виду, вы в том числе… И ваша деятельность, как бы это выразиться, идет вразрез с общим настроением. Люди взбудоражены, они говорят: кто-то виноват, кого-то будут судить и тому подобное. Зачем нам это сейчас?
Ермаков молчал. Это молчание можно было истолковать и как готовность согласиться, и женщина продолжала с большой настойчивостью:
— Вы поймите: мы устраиваем сейчас дни памяти Тимониных, отца и сына, вы, конечно, в курсе. Есть даже мысль — пригласить пассажиров этого поезда, которых он спас. Сами пассажиры изъявляют такое желание. Представляете, люди сами собирают деньги на памятник, у нас уже есть так называемый пассажирский фонд! И все это не хотелось бы сейчас омрачать или, хуже того, ставить под сомнение, вы поймите правильно… Кстати, видели сегодня областную газету? Вот, пожалуйста, посмотрите. Можете взять с собой.
Ермаков раскрыл газету, прочел:
— «Подвиг машиниста».
— Вот именно, разумеется. Подвиг. В мирное время.
— А вы считаете, нужны подвиги в мирное время?
Наступила пауза. Все трое уставились на него в удивлении. Ермаков продолжал:
— Я-то как раз считаю, что силы общества должны быть направлены на устранение таких условий, когда кто-то, в данном случае прекрасный ваш земляк Тимонин, должен жертвовать своей жизнью, чтобы предотвратить катастрофу.
— Ну, это другой вопрос, — сказала женщина.