— Нет, это один и тот же вопрос, — возразил Ермаков. — Надо бы уже научиться дорожить жизнью, своей и чужой. Давно пора. А то сплошные Матросовы, елки-палки! Только не амбразуры закрываем своим телом, а дыры от разгильдяйства…
На этот раз пауза длилась долго.
— Ну-ну, — сказала женщина. — Как-то вы рассуждаете странно.
— Странно? Неужели? В каком смысле?
— Во всех смыслах.
— А это потому, что чин у меня небольшой, терять нечего.
— Что-то ты больно разгулялся, я смотрю! — вмешался мужчина. — Хватит, довольно! Мария Игнатьевна, я считаю, этот разговор надо закончить, товарищ явно забывается.
— Нет, почему же, — сказала женщина. — Товарищ выполняет свой служебный долг. Другое дело, что работа ваша несколько затянулась… елки-палки, — повторила она за Ермаковым. — Вот у вас уже и люди умирают на следствии. Ну что ж, найдем способ решить- этот вопрос.
— Пожалуйста, — отвечал Ермаков, — ищите способ.
— Я-то полагала, что мы с вами сможем договориться в этом кабинете…
— Да нет, договориться со мной трудно. Разве что отстранить от исполнения обязанностей, это, наверное, еще можно, если постараться. Но пока вы этого добьетесь, я успею закончить следствие. До свидания.
Все трое, сидевшие по ту сторону стола, молчали. Они пока не знали, как реагировать. Ермаков повернулся и неспешно пошел к двери. И, уже взявшись за ручку, напомнил:
— Насчет гостиницы! Не забудьте, пожалуйста!
Своего бывшего соседа он нашел в отдельном номере. В подтяжках и приспущенном галстуке Малинин поднялся из-за стола.
— Пожалуйста, проходи.
— Как видишь, я еще здесь.
— Да-да.
— Неплохо устроился. И холодильник.
— Можешь выпить минеральной.
— С удовольствием.
Ермаков выпил. Достал из кармана газету, спросил:
— Твоя?
— Моя.
— Что ж ты молчал? Из скромности?
— Да, я скромный.
— Сейчас почитаем.
Он сел в кресло и, развернув газету, начал читать. Потом снова поднял голову:
— И сколько же за такую платят, интересно? Рублей сорок-пятьдесят?
— Да, примерно. Еще минеральной?
Ермаков не ответил, все сидел в кресле, нога на ногу, разглядывая Малинина.
— Я вот не понимаю психологии людей, которые пишут не то, что думают, — проговорил он наконец.
— Вот как.
— Да. Или то, о чем им недосуг подумать. Ну, если б, допустим, тебе угрожала голодная смерть. Или был бы ты стариком каким-нибудь несчастным, перестрадавшим, пуганным-перепуганным… А то вон в цветущем возрасте, здоровый, обеспеченный… И неглупый.
— А тебе не приходит в голову, — отозвался Малинин, — что такие статьи пишутся из принципиальных соображений? Или из принципиальных соображений работают только следователи? Так вот, дорогой мой! Я не пишу судебных очерков. И не занимаюсь разоблачениями…
Он помолчал. Отошел к окну, вернулся.
— И этой статьей я горжусь, если хочешь знать. Я написал ее по велению совести, прошу прощения за громкие слова. И я бы, может, еще подумал, писать ее или нет, я ленивый человек, и это не моя тема. Но я встретил тебя… Одни великий писатель хорошо сказал, что прокуроров у нас достаточно, а вот защитников!.. Да если просто старуха мать получит хорошую пенсию за героя-сына, а вдове дадут хорошую квартиру, ради одного этого стоит писать такие статьи! Вот я тебе все объяснил…
И Малинин сам налил Ермакову еще минеральной.
Он стоял возле кресла, глядя на бывшего соседа сверху. И тот поднялся навстречу, они оказались лицом к лицу.
— Вот такие, как ты, и есть главное зло! — тихо проговорил Ермаков. — Вы своими баснями морочите людям голову, создаете превратную картину жизни. Отучаете работать, уважать законы…
— А ты что же, всерьез считаешь, что жизнь изменится к лучшему, если действовать такими сильными средствами? — усмехнулся Малинин.
— Да, — отвечал Ермаков. — Да! И сильными в том числе.
Он хотел еще что-то сказать, но передумал или не нашел слов. Они с Малининым все Стояли лицом к лицу, и было мгновение, когда казалось — они кинутся друг на друга. И тут Ермаков сделал шаг назад. И еще шаг.
— Ну-ну, спокойно, — сказал он. — Спокойно! — Погрозил пальцем самому себе и пошел к двери.
— Я тебя оторвал от работы?
— Ничего.
— Как дома-то?
— Что? Дома как? Нормально.
— Когда в рейс?
— Сегодня в ночь.
— Вот здесь, пожалуйста, распишись.
— Где?
— Вот, вверху. Ты даешь подписку об ответственности за дачу ложных показаний. Статья сто восемьдесят первая.