Малинин полулежал на траве, привалясь к стволу. Напротив сидела соседка по купе, молодая модная женщина. Встретившись взглядами, они улыбнулись друг другу — свежи были в памяти злоключения утра.
Тем временем очкарик, приподняв в руке бумажный стаканчик, говорил звонким голосом:
— Мы кто? Вот вы, я, вот она. Мы спасенные, так? Он собой пожертвовал, чтобы мы сейчас сидели здесь. Его нет, а мы живем и будем жить. Ясно? Слышите? Там уже поют! Нет, вы слышите?
— Ну и что?
— Ничего. — Очкарик громко рассмеялся, он был уже навеселе. — Ничего. Только вопрос… А стоим ли мы — вы, я, они — вот этой жертвы сегодняшней?
— Не понял? — удивился военный.
— Нет, вы скажите… Подлый вопрос, согласен. Но стоим или нет? Ладно… Я что хочу… В общем, за упокой его души. Да? Давайте. Не чокаются.
Выпили, помолчали, снова заговорили. Малинин полежал еще на травке, потом встал и пошел к поезду.
Он поднялся и вагон и вскоре появился с чемоданчиком в руке, снова спрыгнул на насыпь. Постоял, щурясь на солнце. Крякнув, согнув пополам начавшее грузнеть тело, полез под вагон и выбрался на другую сторону пути, там вдоль насыпи пролегала разбитая шоссейка.
Потом он шел по дороге, все дальше удаляясь от поезда. Обернулся, бросил издали прощальный взгляд. Трактора, натужно урча, расчищали путь, копошились среди железа фигурки в оранжевых фуфайках. Похоже было, аврал на стройке. Вот разбежались, и подъемный кран рванул стальной рукой, приподнял поваленную светофорную мачту — платформа накренилась, осела со скрежетом. Оранжевые фигурки снова ожили, побежали прицеплять, снова заурчали трактора.
Ермаков въезжал в Н. серым, ненастным днем. Он сидел рядом с шофером, позевывал, глядя в окно. Дома с палисадниками, печные трубы, торчащие из крыш, гусиный выводок, прошествовавший перед самым радиатором «газика». За поворотом — уже городской пейзаж, две-три блочные пятиэтажки, заасфальтированная площадка перед воротами депо и, наконец, центральная площадь, сердце райцентра: Дом культуры, универмаг, гостиница, еще какие-то строения.
«Газик» притормозил — многолюдная процессия, перекрывая путь, выходила из Дома культуры. Помешкав, Ермаков вылез из машины и начал пробиваться сквозь толпу.
Хоронили машиниста. Играл оркестр, медленно и торжественно шли пары с венками. Под звуки марша гроб снесли вниз по ступеням, там стоял грузовик с откинутыми бортами, с обшитым материей кузовом.
Грузовик тронулся, за ним толпой пошли люди.
Ермаков постоял па ступенях Дома культуры и тоже примкнул к процессии. Он вздрогнул, когда над площадью разнесся бесконечный тоскливый вой. С каждым шагом вой нарастал — грузовик подъехал к воротам депо, и локомотивы слитно сигналили, провожая в последний путь машиниста.
Вечером, привычно распахнув дверь гостиничного номера, он застыл на пороге: соседняя койка оказалась занятой. Мужчина средних лет, в спортивном трико и тапках на босу ногу, расположился за столом перед нехитрой снедью: вскрытая банка консервов, полбуханки хлеба и еще что-то в целлофане.
— Присоединяйтесь, — бодро предложил мужчина, подвинув термос.
— Ужинал, благодарю.
— Ну горяченького-то хлебните.
Малинину не хотелось горяченького, но деваться было некуда.
— Из Белорецка? — спросил мужчина.
— Точно.
— Где ж вы там, интересно?
— Проспект Космонавтов.
— А я на Энгельса, рукой подать… Командировка?
— Ну, в общем.
Сосед удовлетворенно кивнул и представился:
— Ермаков.
— Малинин.
— А по имени?
— По имени Игорь Николаевич.
— А меня Герман Иванович… — Мужчина, поднявшись, протянул руку. — Рад познакомиться.
— Да, очень приятно. — Малинин тоже встал и ответил на рукопожатие.
Сосед вдруг рассмеялся:
— Насчет приятно — это мы видели. Аж лицо вытянулось… Ничего, ночь-другая, и расселят, обещали. — Он снова устремил на Малинина изучающий взгляд. — Вы надолго сюда?
— Еще дня три.
— А кто по профессии?
— А вы любопытный.
— Это есть, — охотно согласился сосед. — Ну? Кто же вы?
— Журналист.
— Малинин? Да, что-то знакомое. Пейте, остынет. Журналист Малинин!
— Спасибо.
— Каким же вас сюда ветром, а? — Помолчав, сосед спросил: — Что, собрались об этом писать?
— О чем об этом?
— Да стряслось тут на дороге… Не в курсе?
— В курсе, в курсе, — проговорил Малинин. Он отодвинул чай и, взглянув на соседа, который по-прежнему смотрел на него с дружелюбным любопытством, предложил: — Давайте мы— Герман… как вас?