— Просто Герман.
— Тут у меня есть кое-что. Вы как? — Он извлек из чемоданчика початую фляжку коньяка.
Выпили.
— Я сюда ехал по другому делу, — сказал, помолчав, Малинин. — В. том самом поезде, в первом вагоне. В командировку. Вообще-то занимаюсь экономическими вопросами, про подвиги не писал, не приходилось. Но тут, можно сказать, лично столкнулся… Вот именно столкнулся.
— С платформами, — пошутил сосед.
— Именно. Так что — давайте! — Малинин поднял стакан.
— За что мы?
— За жизнь, Герман, за жизнь… За что еще пить в моей ситуации?
— Я после выпивки храплю, учтите, — засмеялся сосед. — И что, здорово вас тряхнуло?
— Порядком.
— Много ездите, наверное.
— Да, приходится.
— Жена у вас заботливая, — вдруг заключил сосед.
— А что, видно?
— Видно.
— По рубашке?
— В том числе.
— Я вам открою секрет: рубашки я сдаю в прачечную «Снежинка», — засмеялся в свою очередь Малинин. — А вы прямо как следователь, честное слово!
— Тут не нужно быть следователем. Каждый человек при желании может развить свою наблюдательность… Ложимся?
Когда улеглись по койкам, сосед объяснил:
— Я случайно обратил внимание, как там у вас все уложено в чемодане, когда вы его открыли. Женская рука. Ошибся?
— Нет, правильно.
— Вот видите. Я и есть следователь. Как ни странно. Гасим свет? — И приподнявшись на койке, щелкнул выключателем. — Что, удивились?
— Нет…
— Хотите что-то спросить? Спрашивайте.
Малинин спросил:
— В командировке?
— Да, как видите.
— А по какому делу, если не секрет?
— А вот по этому, — сказал сосед. — По тому же, что и вы…
Утром Ермаков делал зарядку. Стоял босиком на коврике перед открытым окном, худощавый, жилистый, в длинных трусах и майке, и, громко сопя, с выражением сосредоточенности на лице выполнял упражнения. Малинин вышел из панной и остановился, разглядывая своего соседа. Сначала тот довольно долго приседал, наконец, хрустнув суставами, облегченно выпрямился и замер, потом развел руками, потом упал на коврик, стал отжиматься…
Тут послышался стук, дверь приоткрылась и в номер осторожно заглянул мужчина в очках.
— Извините, — пробормотал он, увидев Ермакова на полу.
— Что вы хотели? — спросил тот.
— Мне товарища Ермакова.
Ермаков молча поднялся, взял со стула свои спортивные штаны, не спеша натянул.
— Вы давайте — либо туда, либо сюда. И дверь поплотнее, сквозняк, — сказал он. — Так что вы хотели?
— Я врач Белоконь, — представился мужчина. — Был в том поезде, пытался оказать машинисту первую помощь…
— Вернее сказать, последнюю, — проговорил Ермаков.
— Меня просили задержаться до вашего приезда.
— Хорошо, подождите там.
— Скажите, смогу я сегодня уехать? Управимся до вечера?
— Не знаю, а что?
— Ну, я, собственно говоря, не рассчитывал… У меня здесь никаких больше дел…
— Вы не даете мне одеться, — сказал Ермаков.
— Хорошо, — кивнул мужчина. — Я подожду.
Он вышел. Ермаков, сидя на кровати, застегивал сандалеты. Потом поднялся рывком и с полотенцем на плече удалился в ванную. Оттуда сквозь шум воды донеслось пение. Со словами «а степная трава пахнет горечью» он появился вновь — свежий, источающий бодрость. Ловко, одним движением натянул тенниску, другим движением пригладил плешь на голове.
Тут в дверь снова постучали.
— Кто там? — сказал Малинин.
— Кто там? Ну? — вторил недовольно Ермаков.
Вошли сразу трос в милицейской форме.
— Ого, сколько вас! — удивился Ермаков.
Его бодро приветствовал пожилой милиционер.
— Герману Ивановичу! Давненько!
— Давненько, да.
Пожилой милиционер, а следом за ним двое других, помоложе, уселись на кровати.
— Вот такие у нас тут дела, видите, — вздохнул пожилой.
— Плохие дела, — согласился Ермаков. И спросил: — А что это вы с утра пораньше, Скворцов? Что вдруг за паника?
— Никакой паники. Кое-какие бумажки принесли.
— Ну давайте. Что там у вас?
— Заключение ведомственной комиссии, протокол осмотра…
— Протокол! Ох, а замусолили! — поморщился Ермаков и закрыл папку. — Ладно, разберемся.
— Герман Иванович, я хотел предупредить… — начал было милиционер, но осекся, только сейчас заметив в номере постороннего. — Это кто? — спросил он удивленно, разглядывая Малинина.
Тот стоял перед зеркалом, повязывал галстук.
— Это я, сосед двухместный, — не оборачиваясь, отозвался он. И надел пиджак.