— Или уходить, — недовольно произнес Ивакин.
— Вот еще! Почему это я должен уходить, если столько лет жизни на эту работу угробил?
— Ладно, Прохоров, ты отвлекся.
Прохоров сердито подышал, но успокоился.
— Так вот, этот парень звонил мне несколько раз, расспрашивал о тех преступлениях, о которых писала его сестра. Последний раз он позвонил недели две назад, тоже попросил узнать, было — не было. Я в тот вечер дежурным был, поэтому быстро все проверил. Позвонил ему и сказал: прокололись ваши информаторы. Он, вроде, удивился. А где-то дней через неделю смотрю по сводкам — точно, убили эту бабу, о которой он спрашивал. Я ему позвонил и говорю: извини, дорогой. Было. Он спрашивает: когда? Я говорю: в четверг вечером. Он, видать, челюсть отвесил и говорит: я же в среду спрашивал!
— А он в среду спрашивал?
— Володь, а я не помню! Ну, вот не помню, хоть убей! Я уж и по ежедневнику смотрел, и программу телевизионную всю исследовал, пытался хоть какую-то зацепку в том дне найти! Не смог! Ни одного матча, как назло, всю неделю не было. По футболу я бы восстановил…
— Ты же дежурным в тот вечер был. Вот тебе и зацепка.
— Да я почти всю неделю дежурил! Со вторника по пятницу. Говорю тебе, измучили нас с этими антитеррорами.
— В любом случае, ты действительно не обнаружил в сводках этого убийства, — сказал Ивакин. — Значит, скорее всего, его там и не было. То есть проверял ты не в четверг вечером.
— Ее убили в четверг вечером. Но труп нашли в пятницу утром. Если бы я смотрел сводки не в среду, а в четверг, то тоже ничего не нашел бы… Ох, кажется мне, что он действительно в среду звонил. Ребят расспрашивал, они говорят, в среду. Но я не уверен. Нет, не уверен. И вообще, жениться мне надо, — вдруг добавил он.
— Та-ак. И о каком убийстве идет речь?
— Оно не у нас проходит. Там бабу молодую убили. Чью-то любовницу. А вот второе как раз ты ведешь.
— Что значит — второе?
— Ну, второе из тех, которыми он интересовался. Это дело об убийстве директора рынка… Как дочь твоя поживает?
— Учится… Ты меня, Прохоров, заинтриговал.
— Понятное дело, — гордо согласился Прохоров. — Но, скорее всего, произошла путаница. Парень тоже день забыл, как и я.
— Маловато времени, чтобы забыть, — задумчиво возразил Ивакин.
— Я же забыл.
— Ну, тебя это так не касалось, как его… Газета «Без цензуры», говоришь? А больше он не звонил?
— Больше не звонил. И хотя я считаю, что дело не стоит выеденного яйца, из уважения к вашему возрасту, Владимир Александрович, а также к тому, что вы скоро заскучаете на пенсии, могу поинтересоваться подробностями. — Прохоров поважничал немного. — Хотя это будет испорченный телефон. Давай, я лучше свяжу тебя с тем парнем?
— Свяжи.
— Слушай, меня геморрой замучил. — Судя по всему, Прохоров приступил наконец к тому, из-за чего и пришел. — Как лучше лечить, не знаешь?
Вспомнив слухи, бродившие по управлению, Ивакин посмотрел на него испуганно.
— Ну, сейчас много лекарств, — смутившись, сказал он. — Еще травы всякие, свечи. Нужен полный покой, — добавил он неожиданно для самого себя.
— В смысле? — изумленно спросил Прохоров.
Ивакин покраснел.
— Целомудренное у вас поколение! — сердито сказал Прохоров. — Все как-то… секса нет, геморроя нет. Чего ты краснеешь-то? Нормальный вопрос. Дочка твоя, соплюшка, небось, не моргнув глазом на такое отвечает. Как мир изменился, а?
«Как мир изменился!» — печально подумал Ивакин. Раньше он из-за такой ерунды, как геморрой, даже и не напрягался. А теперь краснеет как дурак. И отчего? Оттого, что Прохоров подумает, что он, Ивакин, подумает, что он, Прохоров…
3
Дело, которому Владимир Александрович Ивакин отдал всю жизнь, он считал самым благородным на земле. На второе место, с небольшим отрывом, он ставил медицину. Очень хотел, чтобы дочь стала врачом. Только медики и милиционеры, по мнению Ивакина, занимались настоящим делом, результативность которого можно было точно измерить, и не в чем-нибудь, а в человеческих жизнях.
Прекрасно помня свои причины для выбора профессии, Ивакин не совсем понимал тех, кто эту профессию выбирал сейчас. Более того, он многих из новичков подозревал в корысти. Хотя подозревать в корысти тех, кто выбрал самую лучшую профессию, вроде бы, нелепо и нелогично…
В самые тяжкие свои дни (в основном, когда нездоровилось) Ивакин думал, что кто-то сознательно устраивает дела с милицией так, чтобы она совсем развалилась. Но кто мог быть этот «кто-то»? Если исходить из принципа «кому выгодно», это мог быть преступный мир. Но Ивакин, всю жизнь боровшийся против этого преступного мира и проигрывавший в половине случаев, все-таки сомневался в таких возможностях своих извечных врагов, сомневался также и в их интеллектуальных способностях проворачивать столь масштабные заговоры.