Краска для волос, которую достал-таки Март, оказалась, разумеется, вовсе не краской для волос, коих — и бордельные девочки в этом были совершенно правы — в этом мире не водилось, а просто какими-то особо стойкими чернилами растительного происхождения. Поскольку опыта покраски я не имела никакого, а мои руки росли явно не из того места, из которого они растут у всяких там парикмахеров, стилистов, художников, портных и прочих одарённых людей, пришлось обращаться за помощью к Марту. В результате мы оба оказались по уши в мелких чёрных пятнах, как щенки далматина, но предательский бирюзовый оттенок с волос и бровей всё-таки спрятали.
Вот для чего нужна магия, если в простейших вещах обычным людям приходится испытывать такие трудности?
«Сходить куда-нибудь развеяться напоследок» предложил Март, чьё философско-задумчивое настроение с появлением сестрицы испарилось без следа — не ворчать же вдвоём, для баланса кто-то должен и смеяться. Не я! Но Ильяне было на это искренне наплевать, и сейчас она буравила мою спину гневным негодующим острым взглядом. От этого я не могла спокойно усидеть на одном месте, буквально подскакивала и подпрыгивала, и как-то упустила тот момент, когда Март подсунул мне на удивление знакомо пахнущий фиолетовый напиток.
— Это что? — мрачно осведомилась я. — Неужели тоже чернила?
— Гораздо лучше! Напиток из черноцвета — помнишь, такие ягодки? Кларисса говорит, ты их тогда ела — только шум стоял! — глаза моего персонального некроманта смотрели на меня чуть ли не с нежностью, и я спряталась за стаканом, потому что…
Потому что на самом деле, всё очень и очень плохо. Я нахожусь неизвестно где, в каком-то сумасшедшем мире со священными кварками и тараксумами, за мной охотятся король и верховный жрец, какая-то до безумия похожая на меня идиотка по имени Агнесса убила человека и украла чёртов фелинос, да что там говорить: в мою честь назван публичный дом!
А я как ни в чём не бывало сижу в какой-то местной пивнушке и смотрю в дурашливые и одновременно серьёзные глаза парня, которого и мужчиной-то не назвать.
Сплошное недоразумение.
— Ты — сплошное недоразумение! — сообщила я и залпом выпила предложенный бокал. В висках разом зашумело, и мне стало куда спокойнее.
Ну, охотятся и охотятся. Ну, другой мир — и что с того.
— Почему? — обиделся Март.
— Ну а что ты вообще такое? — невнятно спросила я, и схватила второй бокал, Март только успел открыть рот, а всё, поздно. Я что ли виновата, что оно так легко пьётся, а у меня так много поводов напиться? — Вот некромантство это твоё. Да ты же ничего не умеешь, ни на что не способен. Крысу дохлую поднял, червяка какого-то — и всё! Ни тебя, ни меня это не спасёт. Не донум, а так. Ни о чём!
— Да что ты понимаешь!
— Уж побольше тебя, я книг про некромантов знаешь сколько прочитала?! Другой бы на твоём месте сейчас бы войско из скелетов поднял, захватил бы трон и спас девушку, но нет! Даже из тюрьмы нас с тобой спасла я и мой донум!
— Эй, давай-ка про тюрьму потише! — зашипел Март.
— Эй, лирта, это мой бокал! — возмутился какой-то незнакомый дядечка с окладистой бородой!
— Простите, лирта не в себе из-за несчастной любви! — Март кинул на стол несколько зеленоватых монет. — Лирте нужно на воздух!
— Сам ты не в себе! — слабо сопротивлялась я, пока он тащил меня на открытую и удивительно безлюдную, тихую террасу: очаровательно-уютную, с маленькими деревянными столиками в виде больших грибов с плоскими шляпками. На каждом из столиков в причудливых глиняных подсвечниках слабо горели довольно кривобокие восковые свечи. — Сам ты иди на воздух!
Мы остановились, Март почти силой усадил меня на небольшой стульчик без спинки, наклонился, глядя в лицо пугающе бездонными чёрными глазами.
— Я не настолько безнадёжен, Агнесса. То, что я умею и знаю, уникально. Если бы только не этот дурацкий случайный прокол тогда… Но они все ещё узнают, кого и что потеряли. Пальцы себе до локтей сгрызут.
— Эй, — я, кажется, даже слегка протрезвела. Стало холодно, как-то неправильно холодно. И тихо. — Прости. Не то наговорила.
Впрочем, возможно, мне просто показалось — про холод.
— Я тебе докажу, — голос Мартена звучал так приглушённо. Так незнакомо. Он наклонился, и извлёк из голенища сапога маленький узкий кинжал — лезвие блеснуло в свете свечи.