А в следующий миг стальная хватка рук разжимается, и я тут же отползаю вдоль стены, как полураздавленный жук, хриплю, кашляю, чувствуя, как саднит и ноет горло, заживо горят лёгкие. От слабого прикосновения к плечу инстинктивно дёргаюсь, не переставая жадно втягивать воздух. Лигран пошатывается, будто сейчас упадёт, но тут же восстанавливает равновесие, направляется в сторону служителя, склоняется над ним.
Кажется, мы живы. Кажется. Кот, отчего-то полностью сбросивший иллюзию, то есть совершеннейший голый скелет насыщенно молочного цвета, снова залезает мне на колени, я обхватываю его одной рукой и прижимаю к груди. Отыскиваю глазами так не вовремя появившегося служителя, не зная, чего ожидать: полуобглоданный некрокотищей труп? Но служитель явно жив, сидит в до боли знакомой коленопреклонной позе, мерно раскачиваясь влево-вправо, как маятник, судя по всему, не замечая более ничего вокруг.
Неужели в этом магическом мире какой-то кошачий скелетик способен ввести в такой транс? И надолго ли его хватит?
Лигран подобными вопросами не задается, протягивает руки — на расстоянии, возможно, их дрожь мне только чудится, массирует бритоголовому виски — и тот безвольно оседает на пол. Гуманно, что ж. Не знаю, что бы я сделала, будь на его месте и имей его возможности. Возможно, проткнула бы эти самые виски насквозь — так, чисто от нервов и для профилактики подобных садистских фокусов в дальнейшем.
— Камилла? — наконец, мой гуманный некромант, только что чуть не свернувший мне шею, возвращается ко мне, двигаясь осторожно, словно охотник, приближающийся к раненому кабану.
Ну и сравнения приходят мне в голову!
Я нервно смеюсь, горло вновь схватывает болью, смех переходит в кашель. Сейчас бы воды, иначе придётся объясняться жестами. Успокаивать Лиграна, что всё в порядке, что он ни в чем не виноват, что…
А Лигран и не думает вырывать на себе волосы и кромсать на груди рубаху. Переводит всё ещё слегка затуманенный взгляд на топчущегося по мне кота:
— Откуда… это?!
— Это Ксамурр, — снова истерически хихикаю. — Мой хвостатый, немножечко мёртвый, но верный друг.
— Умертвие? В Центральном храме?
Я пожимаю плечами. Изумление Лиграна мне не очень понятно, ну, скелет, ну, в храме, но ему-то не привыкать! Лучше бы прощения просил на коленях — бессмысленно, но хотя бы красиво.
— Что тебя удивляет? Ты же поднимал животных тогда, на заднем дворе…
— Те были свежие, только со скотобойни, можно считать, повезло, да и к тому же под открытым небом, а не под сводами храма… Здесь я не уверен, что смог бы так легко, тем более, умертвие, которому уже не меньше декады лет, судя по костям…
— Он хороший и послушный, — Ксамурр по-прежнему открывает пасть в беззвучном шипении, а я невольно думаю, что даже в каком-нибудь фантастическом фильме плод труда целой группы гениальных программистов не двигался бы так органично и естественно, как это самое что ни на есть реальное создание. — Тише, он свой!
Котяра закрывает клыкастую пасть, тычется лбом в ладонь. Смотреть в его безглазый череп немного жутковато, но, в конце концов, на моей родине, по крайне мере, в просвещенных странах процветает бодипозитив. Без глаз, без кожи, без мяса… зато сердце доброе и храброе. Гипотетическое сердце, конечно.
— Почему он тебя слушается?! — настойчиво спрашивает Лигран, рассеянно стирая по шее вытекшую из уха кровь. — У тебя нет донума некромантии. Когда он к тебе пришёл? Что ты для этого делала? Какую формулу призыва произносила?
— Какие формулы?! Ничего я не делала, и в мыслях не было. Он появился после казни, прямо в морге. Он со мной везде ходил, а больше никому не показывался, боялся, наверное. Но вообще-то я увидела его в первый раз ещё в своём мире. Можно сказать, я из-за него тут и оказалась… — всё это действительно звучит странно, хотя — не более странно, чем прочее, со мной произошедшее. — Он хороший и безобидный! — торопливо добавляю я, вдруг испугавшись за преданного котейку. И тут же вспоминаю о главном:
— Фелинос!
Неуклюже пытаюсь подняться с пола — Лигран подхватывает меня под руку. Не отпускает, проводит пальцами по шее. Наверное, она вся в синяках, хотя если сравнивать с трупными пятнами это такие мелочи.
Он мог бы сказать мне, что чувствует сейчас, глядя на эти кровоподтёки, но кровавая дорожка на его шее всё же говорит куда громче любых слов. И моё ответное прикосновение — это тоже сильнее, чем обмен брачными обетами.