Рут Уэйр
Смерть миссис Вестуэй
Ruth Ware
THE DEATH OF MRS WESTAWAY
First published as THE DEATH OF MRS WESTAWAY by Harvill Secker, an imprint of Vintage. Vintage is part of the Penguin Random House group of companies.
Перевод с английского Е. Шукшиной
Компьютерный дизайн В. Воронина
Печатается с разрешения Penguin Random House group of companies и литературного агентства Andrew Nurnberg.
Серия «Психологический триллер»
© Ruth Ware, 2018
© Перевод. Е. Шукшина, 2019
© Издание на русском языке AST Publishers, 2019
Издательство благодарит Элисон Борроумен за помощь при подготовке книги к изданию.
Маме. Всегда
Читателям:
Действие романа «Смерть миссис Вестуэй» происходит в современном Брайтоне, однако знакомый с городом читатель заметит несоответствие. Здесь еще стоит Западный пирс. Надеюсь, брайтонцы порадуются возрождению излюбленной городской приметы, пусть лишь вымышленному.
29 ноября 1994 года
Опять сороки. Странно, как же я их ненавидела, когда попала сюда. Помню, ехала с вокзала на такси и увидела с аллеи: выстроились рядком в парке, вот как сейчас, и знай себе чистили перышки.
Сегодня две уселись на покрытую бахромой инея ветку тиса, и я вспомнила, как в детстве мама, чтобы не накликать беду, тихонько шептала в таких случаях: Добрый день, сударыни.
Одеваясь у окна, я считала сорок. Две – плохо, дурное предзнаменование, я содрогнулась. Но нет, на обледеневшем газоне еще. Четыре, пять… шесть… и еще одна прыгает по плитам террасы, склевывая лед, намерзший на столе и стульях. Значит, семь.
Тайна-то тайна, но несли из рода в род – вряд ли. Придется открыться, и довольно скоро. Выбора нет.
Я почти оделась, когда в кустах рододендрона послышался шорох листьев. Какое-то время трудно было понять, что это, но затем в проломе ветвей появилась лисица. Она неторопливо пересекла усыпанный опавшими листьями газон, и рыжее золото пугающе ярко загорелось на фоне оцепеневших от мороза зимних красок.
В родительском доме лисы на дворе были обычным явлением, но они редко выходили днем, тем более так нагло, как эта: рассекает по просторному газону прямо перед домом. Мне приходилось видеть разодранных кроликов, раскуроченные мешки с мусором, оставшиеся после лисьей охоты, но подобного хамства я еще не встречала. Наверно, она либо очень смелая, либо в безвыходном положении, коли на глазах у всех шарашит по газону. Присмотревшись к лисице, я решила, что скорее второе: совсем молодая и страшно тощая.
Сначала сороки ее не заметили, но потом та, что прыгала по террасе и, по-видимому, была внимательнее остальных, увидела подкрадывающегося хищника и ракетой взмыла с обледеневшей террасы, громко, отчетливо просигналив тревогу, нарушившую утреннюю тишину. Теперь у лисицы не было ни единого шанса. Остальные птицы по очереди взлетели в воздух, кроме двух на ветке тиса – на безопасном расстоянии от лисы, и та струей расплавленного золота, пригнувшись к земле, рванула по газону обратно, оставив в покое этих двух сорок, которые принялись громко стрекотать, отмечая свою победу.
Две.
Не будет этого. Я ни за что, никогда не буду опять горевать никакое горе, несмотря ни на что, несмотря на бурю, которая, знаю, приближается. Сейчас сижу в гостиной, пишу эти строки и слышу ее – свою тайну: она опаляет меня изнутри такой пылкой радостью, что кажется, иногда должно просвечивать сквозь кожу.
Я перепишу стишок. Две сороки – к радости. К любви. К будущему.
Глава 1
Девушка не столько шла, сколько сопротивлялась ветру, крепко зажав в руке промокший пакет с фиш-энд-чипс, хотя шквальный ветер вырывал его, пытаясь разодрать и разметать содержимое по морскому берегу к вящей радости чаек.
Переходя через дорогу, девушка стиснула в кармане мятую записку и обернулась на длинный темный тротуар – нет ли кого позади. Но никого не было. Во всяком случае, ничего такого, никаких призрачных фигур она не увидела.
Берег редко бывал столь пустынным. Из открытых чуть не всю ночь баров и клубов на приморскую гальку до самого рассвета сыпались местные и приезжие гуляки. Но в этот промозглый вторник даже самые закаленные не решились выйти на улицу, и сейчас, без пяти десять, набережная была в полном распоряжении Хэл. Единственным признаком жизни на пирсе служили мерцающие огни, если не считать чаек, которые с криком кружились над темными, беспокойными водами Ла-Манша.