Женщина ничего не отвечала, только смотрела на Хэл такими жадными глазами, что той стало страшно. Свеча скудно освещала лицо клиентки, еще глубже запавшие глазницы.
– В конечном счете, – мягко добавила Хэл, – вам самой решать, что сказали карты, но мне кажется, что Жрица призывает вас слушать вашу интуицию. Вы уже знаете ответ. Он здесь, в вашем сердце.
Женщина отпрянула от Хэл, затем очень медленно кивнула и опять закусила белые, потрескавшиеся губы. После чего встала, бросила на стол смятые в комок купюры и повернулась к выходу.
Впустив порыв ветра, сильно хлопнула дверь офиса, и Хэл, вынужденная придержать купюры, разгладила их и ахнула, увидев, как много оставила клиентка.
– Подождите! – позвала она.
Она бросилась к выходу и с силой толкнула дверь, преодолевая сопротивление ветра. Ручка не удержалась в ладони, и дверь с грохотом опять закрылась, заставив Хэл испугаться за хрупкое стекло в викторианском стиле, но мимолетный взгляд убедил ее, что все в порядке. Однако посетительница исчезла.
Хэл рванула бегом, скользя по мокрым доскам.
– Подожди-ите!
Ветер к вечеру усилился, и смесь дождя и соленых брызг стегала по глазам. Хэл добежала до освещенной вывески над входом на пирс, которая отбрасывала длинные пляшущие тени.
– Подождите, вернитесь! – крикнула она в мокрую ночь, пытаясь разглядеть сквозь струи дождя неясную фигуру. – Это слишком много!
Хэл запыхалась, но попыталась дышать бесшумно в надежде расслышать торопливые шаги в темноте, однако, кроме морского гула и дождя, нельзя было ничего разобрать. Пустой променад, женщина исчезла, будто сотканная из дождя.
Хэл отчаялась догнать щедрую клиентку. К тому же она насквозь промокла и продрогла. Рука все еще сжимала банкноты, почти размякшие под капавшим с навеса дождем. Посетительница заплатила шестьдесят фунтов – невероятную сумму, – столько Хэл не получала и за четыре обычных расклада по пятнадцать минут. И казалось бы – за что? За то, что пару раз попала в точку и порекомендовала прислушаться к тому, что той и так уже известно?
Она покачала головой, засунула купюры в карман и, стуча зубами, повернула обратно. Надо было запереть офис на ночь. Проходя под крытым входом, она машинально погладила пластмассового пса-поводыря с прорезью в голове для пожертвований – так делали сотни детей. В детстве Хэл, когда заходила к маме на работу, всегда гладила этого пса, и иногда, когда у них случался лишний фунт, мама разрешала ей просунуть в прорезь монетку. Она старалась не нарушать эту традицию, хотя в последнее время фунт усыхал до пятидесяти пенни, а то и до пенни.
Сегодня, прекрасно помня о двух анонимных письмах, она вообще не собиралась ничего жертвовать, но теперь, проходя в высокие полукруглые ворота, помедлила и вернулась.
Пес терпеливо сидел, худо-бедно защищенный навесом от непогоды, рядом с двумя другими емкостями для пожертвований, хотя те не пользовались такой популярностью у детей. Одна имела форму корабля, и накопленные в ней деньги шли на Королевский национальный институт спасения на водах, а вторая представляла собой гигантский стаканчик мороженого с надписью: Жертвуйте на благотворительную акцию Западного пирса! В этом месяце пожертвования идут на… – и окошком, куда можно было вписать очередную уважительную причину раскошелиться.
Хэл нагнулась к вставленному туда мокрому клочку бумаги. Разобрать слова было трудно, дождь или морская вода затекли под пластик, чернила размылись, но ей удалось сложить слова: Проект «Маяк». Реабилитация наркозависимых. Брайтон и Хоув. Хэл нащупала в кармане солидный комок купюр, оставленных посетительницей, вспомнила «последние предупреждения» на кофейном столике, письмо, просунутое под дверь офиса.
Когда она пересчитывала банкноты, руки дрожали, но потом Хэл одну за одной засунула их в прорезь стаканчика с мороженым, стараясь не думать о счетах, которые могла бы оплатить, горячих обедах, да даже новых туфлях, которые могла бы позволить себе на эти деньги.
Наконец последняя купюра проскользнула в прорезь, и Хэл повернула обратно. В этот момент стаканчик зажегся ярким синим светом, отбросившим в дождливую ночь длинную тень.