Я решил продержаться до последнего, любой ценой, даже ценой самоотречения, что, признаюсь, мне было не очень трудно. Я смотрел на девушку. Она сидела на тахте, подложив подушку за голову и прислонясь к стене. Заметив мой взгляд, она встретила его спокойно и дружелюбно. Если бы она знала, думал я, ответила бы она на мой взгляд с таким же дружелюбием? Но я не успел сказать того, чего от меня ждали. Угрюмый со странной решимостью в голосе опередил меня.
— Можешь говорить спокойно, здесь все свои, не так ли?
При этом он посмотрел на девушку, которая медленно и одобрительно кивнула, и на Брата, который неподвижно сидел на своем месте, не подавая никаких знаков.
— Я люблю слушать интересные истории, — сказал я, чтобы снять напряжение. — Надеюсь, что ваша история достаточно интересна. По-моему, вы совершили убийство.
Все рассмеялись, даже Брат странно скривил рот, потом встал и снова налил виски Атлету и Угрюмому.
— И мне, — сказал Младший.
Я поблагодарил и отказался.
— Нет, не убийство, — сказал Младший. — Но то, что было со мной, имеет отношение к смерти, могилам и надгробиям. И к стене, куда вмурованы осколки стекла, чтобы никто через нее не перелез.
Лицо Угрюмого вдруг перекосилось, жестокость, подлость, скрытые под суровостью черт, выступили резче. Он круто развернулся на своем месте и, обращаясь к Атлету, сказал торопливо и раздраженно:
— Я об этом не знал. Пусть расскажет? Как ты считаешь?
— Конечно, пусть расскажет, — был ответ. — Я согласен.
Угрюмый помедлил, еще раз повернулся и сказал Младшему:
— Уж не собираешься ли ты рассказать, что ты?..
— Вот именно, — перебил его Младший. — Именно что собираюсь рассказать. Гробы и надгробия не лежат в универмаге или на танцплощадке. Это было настоящее кладбище.
— Черт возьми, — сказал Угрюмый.
— Если не веришь, спроси его, — сказал Младший, указывая на Атлета.
— Ты там был?
— Нет, не был, но я знал об этом деле.
Он добродушно рассмеялся.
— Он меня туда привел, — сказал Младший. — Один из участников не пришел, испугался, сестра у него неожиданно заимела ребенка, он должен был помочь ей пережить позор. Во всяком случае, меня взяли, — добавил он с ребяческим зазнайством.
— Может, лучше не рассказывать сейчас эту историю? — решительно сказал Угрюмый.
— Не рассказывать? Слушай, сначала ты меня заводишь, а как дошло до дела, то вдруг тормозишь.
Его тщеславие было уязвлено, он твердо намеревался рассказать.
— И все-таки я считаю, лучше ты расскажешь ее в другой раз, — стоял на своем Угрюмый.
— Дайте ему рассказать, — сказал я, не раздумывая.
Во мне поднимался безумный страх, и я должен был говорить, произносить слова, чтобы преодолеть его.
— Почему ты не даешь ему сказать? С чего бы вдруг? — спросил Брат.
— Потому что думаю, что эта история — только для мужчин, — сказал Угрюмый.
— Ах так, — сказал Атлет. — Только, значит, для мужчин. Прекрасно, мне-то что. Понимаю, некоторые анекдоты нельзя рассказывать в женском обществе. Но разве женщины не умирают, не стареют, не дурнеют, их не кладут в гроб и не хоронят? — обратился он к Брату. — Так может он рассказать или нет?
— Не знаю, — безучастно ответил тот. — Спроси ее сам!
— Скажи сама, хочешь послушать эту историю? — сказал Младший девушке. — Давай решай, ты хочешь, можешь слушать?
Что она скажет, как решит, думал я, положит ли конец этому омерзительному кривлянию? Я надеялся, что так она и сделает, решительно объявив, что она думает об истории, которую он собрался нам рассказать.
— До сих пор вы не спрашивали меня, хочу ли я слышать ваши истории, — сказала она. — Почему же сегодня спрашиваете?
— Хочешь слушать? — спросил Младший. — Да или нет?
— Могу посидеть в соседней комнате, если вы не хотите, чтобы я ее слушала.
— Нет, — сказал Младший. — Никто не собирается выживать тебя в соседнюю комнату. В конце концов это твоя комната.
— Или сами перейдите туда, а я останусь здесь, — сказала она невозмутимо.
Такую выдержку не часто встретишь.
— Нет, мы и этого не хотим, — сказал Атлет. — Это было бы невежливо. Ты такая гостеприимная хозяйка.
— Тогда придется всем остаться здесь. И вам решать, хотите вы слушать или нет!
— Дело не в нас, — слегка раздраженно сказал Угрюмый. — Вопрос в том, хочешь ли этого ты!
— Говорю же, я не знаю, о чем он хочет рассказать. Как же я могу сказать заранее, могу я слушать эту историю или нет?