Из-за стекол он стоял, расставив ноги по самым краям стены. Потом повернулся вполоборота, спиной к нам, и посмотрел вниз.
— Черт, слишком темно. Я прыгну, подай мне руку! — сказал он, заглядывая вниз.
Он подождал, присел и спрыгнул, мы услышали глухой звук удара о песчаную почву и шелест листвы.
Потом мы все, как стояли, по очереди, опираясь один на другого, забрались на стену и спрыгнули вниз, во тьму. Но это было так, словно глубина и тьма упали нам навстречу и внезапным ударом сотрясли наши тела. Я прыгал последним, опереться было не на кого, поэтому я немного разбежался, перескочил через осколки и спрыгнул в темные голоса, которые встречали меня приглушенным шепотом. Холодная сентябрьская ночь мазнула меня по лицу. Я упал на что-то мягкое, оно сразу подалось, человеческое тело.
— Черт тебя возьми, — крикнул искаженный болью голос.
Я пытался его удержать, но мы оба повалились на землю. Это был тот парень вроде девки.
— Идиот, — сказал я.
— Не орите так, — разозлился Вожак. — Вставайте. Быстро.
— Он мне ногу отдавил, — захныкал парень, похожий на девку.
— Тихо, не реви, — сказал Вожак.
Остальные тихо засмеялись.
— Первый труп, — прошептал чей-то голос, это был Гимнаст.
И вот мы все оказались на кладбище, можно было начинать представление. Но в темноте так сразу не начнешь. Есть вещи, которые в темноте происходят сами собой. Когда темно, их, так сказать, и начинать не нужно, эти вещи сами начинаются, темнота их запускает. Темнота тебе помогает, она твой друг, твой союзник, товарищ. Но мы все стояли там, сбившись в кучу, как коровы перед дойкой, и ждали, пока начнем. Ночь делала все невидимым, она хоть и прикрывала нас, но не давала так просто начать, она была наш противник, мы чувствовали, что ночь — наш враг.
— Так, — сказал Вожак. — Пошли.
И мы в кромешной тьме попытались следовать за ним. Но если вы думаете, что мы с ходу начали свою работу, то ошибаетесь. Мы послушно крались за ним гуськом. Сначала он попробовал выйти на главную дорожку, чтобы как-то сориентироваться. Кладбище было небольшое, и все расстояния довольно маленькие. Потом он свернул на боковую тропинку, словно искал определенную могилу, с которой хотел начать.
В детстве родители часто брали меня с собой на кладбище, когда ходили на могилу сестры. Наше кладбище намного больше. Они всегда двигались по средней дорожке, а оттуда сворачивали на боковую тропу, хотя наша могила была у стены, и до нее лучше было идти по внешней дороге.
Сирота держался поближе ко мне.
— У нас в приюте каждое третье воскресенье был поход на кладбище, на могилу наших родителей, — прошептал он. — Распоряжение директора. А твои еще живы?
То ли говорил он очень тихо, то ли голос у него дрожал от нетерпения?
— Живы, — сказал я и как-то немного застеснялся.
— Ты тоже в первый раз участвуешь?
— Да.
Потом мы оба молчали, пока он не сказал:
— Такая темень.
— Да.
— Кладбище небольшое.
— Да.
— Ты тоже считаешь, что здесь красиво?
— В каком смысле? — спросил я.
— Ну, что здесь красивое место для кладбища, — пояснил он. — На опушке леса.
— Не знаю, — ответил я коротко.
— Большие кладбища не так красивы, — продолжал он. — Они в центре города, там так неспокойно, их и найдешь-то не сразу. Один мальчишка из нашего приюта…
— Тихо, — шикнул на него я. — Сказано, не шуметь.
— Да, — ответил он и замолчал.
Мы потопали дальше. Справа и слева от нас были холмики, маленькие темные кучки земли, они бугрились в ночи, как будто земля, где лежали эти мертвые, отрастила живот и забрала кости обратно, в свое лоно. Мы шагали между ними, как похоронная процессия, которая тайно уносит покойника в ночь и туман.
— Силы небесные, — сказал чей-то голос, это был Гимнаст.
— Что с тобой? — спросил Вожак, он шел рядом с ним.
— Я больше не выдержу.
— Чего ты больше не выдержишь?
— Живот болит.
— Вот как?
— Мне приспичило.
Вожак рассмеялся.
— Иди присядь где-нибудь, подыщи себе красивую могилку и дрищи на нее, только целься лучше.
— Сил нет терпеть, — сказал Гимнаст и скрючился.
— Так иди и сядь в семейном склепе, дрищи ему прямо в морду».
— Извини, — сказал Младший, прерывая свое повествование и обращаясь к девушке. — Извини, Лиза. — Точно, Лиза, ее звали Лиза, наконец-то я вспомнил имя, так долго не мог вспомнить, но почему теперь? — Но он правда так сказал. Кроме того, в определенных ситуациях такие слова действуют благотворно, придают мужество, ты чувствуешь, что способен на подвиги, если выпустишь наружу всю застрявшую в тебе свирепость и грязь. Только тогда и чувствуешь, что можешь совершить самые благородные поступки.