Брат снова расслабился в своем низком кресле, перевесив ноги через подлокотник, разговор зажурчал дальше, но я уже не обращал на него внимания. Тут девушка наклонилась к брату и спросила вполголоса:
— А ты уже бывал на дежурстве?
— К сожалению, нет, — сказал он и потянулся за своим стаканом.
Я смотрел на ее лицо, оно не изменилось, оставалось таким же дружелюбным и ласковым. Она ему улыбалась.
Очень скоро я поднялся, другие ушли одновременно со мной. Любовь должна быть легкой? И в нее можно вплыть на всех парусах, как на облаке, высоком и невесомом? К сожалению, нет, Лиза.
И теперь я знаю, почему забыл твое имя.
XI
Я пишу на полях какой-то газеты от того дня, когда он сделал первый шаг к власти, к вершине своей славы. В газете его фотография.
Как изменилось его лицо. Так выглядит победитель! Я нашел эту газету среди бесчисленных других на полу дома в другом городе, в другой стране, где я скрываюсь. Я бежал из дома, в котором появился на свет, прочь от родителей, я оставил все и бежал. Уже последние ночи перед отъездом я ночевал то там, то тут, у людей, которые мне симпатизировали и пускали на ночлег. Родители оставались дома, хотя их и предупреждали. Мама хворала и была тяжела на подъем.
— Что с нами может случиться, — сказали они. — Мы старые. Уезжай ты!
Я уехал и бросил их на произвол судьбы.
Я бросил их на произвол судьбы, утешаясь мыслью, что они стары и больны. Что с ними могло случиться? Но я знал, что мой отец уже несколько недель назад тайно собрал свой рюкзак, чтобы взять его с собой, если его заберут. И все-таки я бросил их!
Однажды вечером в сумерках к их дому подъехала легковая машина на шесть мест. Мне об этом позже рассказали. Два человека, вооруженных, вышли из машины и поднялись в дом, шофер и еще один пассажир, тоже вооруженный, ждали внизу. Это было нечто особенное, почти любезность, что они приехали на легковом автомобиле. Обычно они использовали просто грузовик. Продолжалось это недолго.
Они забрали стариков.
Отец нес на спине свой рюкзак. Мама плакала. Я больше никогда их не увижу. Я больше не могу смотреть на это лицо.
XII
Я снова разыскал эту газету и еще раз рассмотрел фото, его лицо не давало мне покоя. Оно изменилось с тех пор, как я впервые склонился над ним тогда, в детстве, с тех школьных дней, когда газетный лист упал на пол, и я услужливо нагнулся и узнал тайну. Так выглядит победитель!
Прежний аскетический пламень исчез. Теперь это была физиономия человека, который собирается сесть за богато накрытый стол и после многих лет борьбы и воздержания наконец-то утолить голод. Я его ненавижу. А он ли это еще? Мой дьявол выглядел иначе. Может быть, его следовало все же убить, просто убить? В этой физиономии все решено. Все, что он обещал сделать несколько лет назад. Тогда еще никто путем не знал, принимать ли его обещания за пустую угрозу или за чистую монету (ведь он еще не сделал выбора). Он исполнил их. Ах, как ужасно было исполнение. Это была реальность, которую нужно испытать на своей шкуре, чтобы в нее поверить.