Важность-то была ясна. Но при чем здесь Алексей Романов и его баритон?
Не дожидаясь вопроса, генерал кивнул:
— Вам, разумеется, хочется знать, зачем я раскрываю план секретнейшей операции постороннему человеку? Ну, во-первых, я доверяю Лавр Константиновичу, а он поручился, что вы человек чести и в любом случае будете молчать — даже если откажетесь…
Начальник снова умолк, испытующе глядя на молодого человека сверху вниз.
— …Но я вижу, что вы не откажетесь. А потому расскажу вам всё без малейшей утайки. Итак, Швейцария — страна нейтральная, причем самых строгих правил. Взвод жандармов туда не пошлешь. Как быть? У Лавра Константиновича возникла оригинальная идея. Главная достопримечательность городка Сан-Плачидо — роскошная гостиница «Гранд-отель». Зоммер ужинает там почти всякий вечер. Из-за войны курорты Франции и Германии закрылись. Зато для швейцарских наступил истинный золотой век. Богатые люди непатриотического склада хлынули туда из европейских столиц, чтобы переждать тяжелые времена. Ну а швейцарцы и рады стараться. На гастроли в «Гранд-отель» приезжают артисты и музыканты с мировым именем, им ведь тоже сейчас несладко. А тут изысканная публика, превосходные гонорары… Вот князь и предложил: а не побаловать ли миллионеров русскими талантами? Не отправить ли в Сан-Плачидо под видом гастролирующей труппы маленький отряд агентов? Они проведут разведку на месте, проникнут на виллу Зоммера и захватят картотеку. — Жуковский азартно взмахнул рукой. — Идея превосходная. Наш сотрудник в Риме договорился с тенором Корнелини, у которого в «Гранд-отеле» через десять дней начинается ангажемент. В последний момент маэстро заболеет и предложит на замену — с самыми лестными рекомендациями — русских артистов. Это стоило нам десять тысяч лир. Но далее возник вопрос. А кто будет обеспечивать прикрытие, то есть выступать? Мои сотрудники художественными талантами, увы, не блещут. Можно было бы попросить о помощи кого-нибудь из наших прославленных певцов, но все они в оперативном отношении люди не слишком надежные. Кто выпивает, кто нюхает кокаин, кто, пардон, глуп как пробка. Вот Лавр Константинович и вспомнил о вас. Проверены в деле, языки знаете. Если приодеть да причесать, будете недурны собой. Опять же у вас, говорят, голос. Ну-ка, спойте что-нибудь.
От неожиданности Алеша заморгал.
— Спойте, Алексей Парисович, не стесняйтесь, — ободряюще подмигнул Козловский.
— А что петь? Из классического репертуара? Романс? Народное что-нибудь? Цыганское?
Жуковский дернул плечом — очевидно, он не принадлежал к числу меломанов:
— Неважно. Любую песенку. Что у вас в палате пели раненые? Я помню по русско-японской, когда сам в госпитале лежал. Каждый вечер перед сном выздоравливающие что-нибудь да пели. М-м-м… Про степь что-такое, еще про м-м-м… как это… — До невероятности фальшивым голосом его превосходительство завел: — «Меня все зна-ют, меня все лю-бят, мужчины-душки меня голу-бят. Зизи — красотка, Зизи — кокотка, плывет по жизни, как в море лодка!»
Штабс-ротмистр и унтер-офицер не сговариваясь сморщились. Тембр, каким генерал исполнял куплеты, в просторечии обычно именуют «козлетоном».
— Ну а у вас что пели выздоравливающие?
— Вам не понравится.
— Да пойте же! Я не гимназистка.
— Как прикажете.
Не без злорадства Алеша запел:
— Знаю я эту песенку. Дрянь. Поете, однако, превосходно. Не хуже, чем этот, ну как его… Меня еще жена на концерт водила… Не вспомню. Молодец, вольноопределяющийся! Чувствуется школа. А «артисты», которых подобрали вы, Лавр Константинович, похожи на банду головорезов. И репертуар сомнительный. Солист у нас теперь есть. Нужно, чтобы остальная «труппа» его не скомпрометировала. В Сан-Плачидо вы будете иметь дело с очень неглупым противником. — Жуковский немножко подумал и объявил. — Знаете что, извольте-ка во всех художественных вопросах слушать унтер-офицера. Вы, Романов, целиком и полностью отвечаете за артистическое прикрытие операции. Произведете отбор талантов по собственному усмотрению. Ясно?
— Так точно, ваше превосходительство!
Алеша встал и вытянулся. И Козловский тоже вскочил.
Из тона, каким было произнесено это самое «Ясно?», следовало, что решение принято, разговор окончен.
Смотр талантов
Час спустя Романов сидел у штабс-ротмистра, готовясь к смотру отобранных для поездки агентов. Всё происходило так стремительно, что Алеша как-то забыл об оставшемся под салфеткой «штейер-пипере». Формального согласия унтер-офицера на участие в операции так никто и не спросил. Это вроде как само собой подразумевалось.
После выхода из генеральского кабинета Козловский ни на минуту не оставлял молодого человека одного, так что не было решительно никакой возможности собраться с мыслями. Князь отвел нового сотрудника в костюмную и велел подобрать для него цивильное. Накормил ужином в столовой. Сообщил кое-какие дополнительные сведения. А там уж пора было идти принимать экзамен — срочно истребованные к штабс-ротмистру таланты собрались и ждали в коридоре.
Князь немного нервничал за своих выдвиженцев.
— … В смысле репертуара его превосходительство, конечно, прав, — говорил он. — Есть некоторые сомнения. Сам я буду при вас аккомпаниатором. В детстве меня много мучили игрой на фортепьяно. Матушка мечтала, что я пойду в консерваторию. Слава Богу, папаша отдал в корпус… Но как играть, помню. Меня в полку на праздниках всегда за пианино сажали. Могу и «Польку-бабочку», и «Кирасиры-молодцы». В сущности, если есть ноты, сыграю что угодно. — Лавр Константинович вдруг засмеялся. — Хорошая мы с вами будем парочка. Певец сухорукий, концертмейстер колченогий. Зато остальные участники труппы молодец к молодцу, сами увидите. Кого запустить первым?
— Кого угодно.
— Лютиков! — гаркнул Козловский, повернувшись к двери. И пояснил. — Это будет наш иллюзионист. Ну, или просто фокусник. Очень нужный для дела человек. Вы уж, Алексей Парисович, будьте к нему поснисходительней.
В кабинет развалистой походкой вошел сутулый человек с неподвижным лицом, черты которого наверняка заинтересовали бы сторонника криминально-физиогномической теории Ламброзо.
Вместо приветствия подозрительный тип дернул углом ртом в сторону штабс-ротмистра, а в Алешу всверлился жестким, как фреза, взглядом.
— Давай, — приказал князь, — показывай. Только о приветливой улыбке не забывай. Я тебе объяснял!
Губы Лютикова скривились в презрительной ухмылочке. Он извлек из кармана колоду карт и с невероятной ловкостью погонял ее разноцветной радугой из ладони в ладонь. Выудил первую попавшуюся — это оказался туз треф. Скривился, порвал на мелкие кусочки. Снова перетасовал, снова вынул — туз треф. Порвал. И так третий раз, четвертый.
— Покажите колоду, — сказал Алеша.
— Пажа-алста.
Все тридцать шесть карт были на месте. Трефовый туз тоже.
Картинка 05
Лютиков перемешал колоду, не глядя выудил из нее злосчастного туза, предал лютой казни.
— Покажите теперь!
Ага, карт осталось тридцать пять!
— Туза нет, — констатировал Романов.
— Как это нет? Вон он он.
Иллюзионист извлек целого и невредимого повелителя треф из Алешиного нагрудного кармана.
— Ну как? — спросил гордый за своего кандидата Козловский. — Правда молодец? Над улыбкой только надо еще поработать.
— Вашбродь, корму подымите, — попросил фокусник. — Со стула.
И вынул из-под штабс-ротмистра еще одного трефового туза. Потом из-под правого погона. Из-под левого. Из княжьего уха. Из-за воротника.
Сказал с растяжечкой:
— Самая поганая карта. Никакой от нее жисти нет.
— Как вы это делаете? — заинтересовался Алеша. Ответом ему была лишь снисходительная усмешечка.
— Филя — легендарный «медвежатник», — объяснил штабс-ротмистр, любовно глядя на Лютикова. — Любые сейфы, как орехи, щелкает. Как началась война, проникся патриотизмом, с уголовным прошлым покончил. Ты ведь в завязке, Лютиков?
— До победы над немцем — железно, — пообещал патриот.
С тяжелым вздохом Алеша развел руками:
— Ну, если нужен для дела, пускай будет. Пойдет как артист оригинального жанра.
— Молодец, Лютиков! — Козловский просиял. — Зови сюда Гулыгу. Это, Алексей Парисович, «волкодав», мастер по захвату. Отобран в отряд, потому что здорово сочиняет комические куплеты. Имеет у сослуживцев большущий успех.
На смену уголовнику явился мелкий мужчинка с несоразмерно большими руками, в которых он держал кокетливую гармонику.
— Здравия желаю! Прикажете исполнять?
— Валяй! С душой, как умеешь! Физиономия Гулыги вся пошла мелкими лучиками, один глаз хитро подмигнул.
— Й-эх!
Певец изобразил при помощи своего музыкального инструмента огромный бюст, и князь зашелся смехом. Отбивая каблуками подобие чечетки, Гулыга исполнил второй куплет, еще заковыристей предыдущего:
Князь от хохота согнулся пополам, обессилено замахал рукой. Зато Алеша сидел мрачнее тучи и после первой же строки третьего куплета («У моей Аниськи…») прервал выступление:
— Спасибо, господин Гулыга. Можете идти. — А когда за кандидатом закрылась дверь, отрезал. — Нет, Лавр Константинович, для Швейцарии это не годится.
— Да? — Козловский был обескуражен. — А нашим всем нравится… По захвату у меня, впрочем, еще один кандидат есть. Эй! — крикнул он. — Давайте сюда Никашидзе!
Минуту спустя из коридора, грациозно покачивая бедрами, вошел умопомрачительный франт: сверкающий пробор, усишки в ниточку, атласная жилетка, на пальце — огромный сверкающий камень, отчасти похожий на бриллиант.
— …Джиуджицу знает, всеми видами оружия владеет. Особенно по холодному мастак, — дошептывал штабс-ротмистр.
— А что может для концертной программы? — строго спросил вошедший в роль экзаменатора Алеша.
— Покажи что умеешь, Никашидзе.
Брюнет сахарно улыбнулся, зачем-то расстегнул модный широкий пиджак.
— Ничего, если попорчу-с? — кивнул он на черную, школьного вида доску, где была прикноплена большая фотокарточка какого-то бородатого господина, а внизу мелом написано: «Капитан Отто Зингер, он же Лейбович, он же Лошадников».
Взмахом руки князь показал: можно.
Быстрым движением агент откинул полу пиджака. Блеснули какие-то металлические полоски — Романов даже не успел их разглядеть. Несколькими бросками, до того стремительными, что у Алеши замелькало в глазах, Никашидзе кинул один за другим четыре ножа, которые вонзились в снимок по периметру лица, оставив его нетронутым.
Подержав многозначительную паузу, Алеша обронил:
— Ну, предположим. Хорошо бы еще какую-нибудь барышню беззащитной внешности — в качестве мишени. Тоненькую блондинку с кудряшками. Чтоб публика охала.
Штабс-ротмистр виновато развел руками:
— У нас барышень нет, и уж особенно — беззащитной внешности. Может, на месте наймем какую-нибудь. Ты как думаешь, Георгий?
— Зачем наймем? Добровольно пойдет-с. Не извольте беспокоиться, ваше благородие.
Картинка 06
Кавказец пригладил завиток на виске, самодовольно улыбнулся.
— Что ты ходок знаменитый, мне известно, но как ты с иностранкой объяснишься?
— Обижаете, ваше благородие. Мне хоть эфиопку — всё одно-с. У Георгия Никашидзе осечек не бывает.
— Ладно, принят. Зови Булошникова. Это, Алексей Парисович, на амплуа силача. Наш Илья Муромец. Что-нибудь взломать, поднять, вышибить. Не человек — паровоз. Десять пудов на плечах выносит. Картотека, надо полагать, тяжеленька.
Очень большой человек, задевший дверной косяк сразу обоими плечами, сказал неожиданно тонким, бабьим голосишком:
— Здравия желаю.
Лицо у него было круглое, пухлое, с розовой, как у младенца, кожей. Фигура, как у куклы-матрешки. Кисть руки — безволосая, толстая и короткопалая — напоминала раздутое молоком вымя.
— Не годится, — сразу отрезал Романов. — Для гарнира к основному номеру довольно метания ножей и карточных фокусов. Силач — явный перебор. Это же не цирк, а отель высокого класса. И, воля ваша, Лавр Константинович, но без артисток как-то странно. Подозрительно.