Ласов выдохнул, обнял их обоих за плечи и тихо произнес:
— Позвонок умер.
— Как?! Его же не было! Пришел на фуршет и умер?!
— Нет, — твердо сказал президент. Как видно, поделившись принесенной им вестью, он обрел некоторое спокойствие в данных ему ощущениях. — Умер ночью, после фуршета, на котором погибли Горчаковский и Элеонора.
— Так… — Трешнев тоже взял себя в руки, тем более что к ним приближалась Инесса с тарелкой плова и рюмкой водки в руках. За ней следовал, также не с пустыми руками, академик-учреводитель Владимир Караванов. — Давай выпьем… То есть ты с ребятами выпьешь — и расскажешь все, что узнал на этом душераздирающем празднике современной детской литературы.
И Ласов, осушив стопку водки вместо обычного для него вина, рассказал.
После завершения большой баталии в Малом зале начался этот детский фуршет с молоком и чаем.
Президент перед уходом решил подойти к Амазаспу Гивиевичу и немножко покуражиться. Высказаться в том смысле, что стареем, брат, стареем, интуиция, мол, уже не та, и вместо того, чтобы идти, как прежде, на тучные фуршеты, довольствуетесь лишь ничепуренковскими коржиками. Вот Позвонок-то небось давным-давно пребывает на фуршете правильном.
Как самокритично признался Ласов, он с февраля не мог забыть Амазаспу Гивиевичу рейдерского захвата капустного кочана, сплошь утыканного шпажками с королевскими креветками, — фирменного блюда ресторана «Александр Грин», где проходил фуршет молодежной премии «Бригантина».
Но вдруг Амазасп Гивиевич жалобно посмотрел на президента и сообщил, что Позвонок смертельно отравился рыбой в ту же роковую ночь «норрковского» фуршета.
Несмотря на изначальное противостояние Академии фуршетов и халявщиков, — впрочем, президент время от времени называл недружественное соединение Высшей школой халявы, а Позвонка ее научным руководителем, — на этот раз Амазасп Гивиевич, неожиданно, может быть, впервые в жизни осознавший бренность всего сущего, и президент, также понявший, что не всегда спасет даже гастроэнтеролог, обменялись информацией и мнениями.
По информации Гивиевича, Позвонок в тот вечер торопился куда-то по срочным побочным делам (но явно не на другой фуршет), а потому не мог дождаться того, зачем пришел. Но каким-то образом проник за кулисы зала, где шла церемония «Норрки», и, помимо прочего, спер оттуда стерлядь с сервировочного столика. Вернувшись домой ночью, он этой стерлядью начал ужинать и тут же рухнул замертво.
Его обнаружила только через сутки дочь, жившая с семьей отдельно и встревоженная тем, что отец второй вечер ничего не несет им с фуршетов.
История попала даже в массмедиа: о ней рассказали «Московский комсомолец» и телепрограмма «ЧП», но никто не связал ее с происшедшим на «Новом русском романе».
— Туман сгущается! — воскликнул Трешнев. — Если Позвонок умер мгновенно, значит, это было не простое отравление рыбой в жару или, например, по причине ботулизма. Блюдо было с ядом?
— Теперь понятна эта заминка с вывозом стерляди на сцену… На место украденной принесли новую… — вспомнила Ксения.
— Позвони поскорее Борису! — резонно напомнил Караванов. — Пусть разбирается и с этим… Ведь получается, что Горчаковский должен был умереть прямо на сцене!
— А вдруг он бы стал угощать стерлядью и Купряшина, и Галину Сошникову, и финалистов?! Что бы получилось!
— Вряд ли! — возразил Трешнев. — Скорее всего, яд был мгновенного действия… Леша! Гивиевич не говорил: Позвонка уже похоронили?
— Кажется, нет. Все-таки в подобных случаях проводят какое-то расследование… Это все к Борису. Весь аппетит у меня отбила эта история!
— Ну, не превращайся в пуганую ворону! — Трешнев схватил с тарелки Инессы кусок рыбы и отправил в рот. — Ты что, здешней осетрины боишься?! — И распорядился: — Ксения, закусишь и ступай в коридор — там потише, позвони Борису. Расскажи эту историю с Позвонком. И про записи Клары Коралловой не забудь…
Ксения разрезала его, трущегося о плечо Инессы, лазерным взглядом:
— Так и сказать: Позвонок отравился стерлядью?
— Конечно, у Позвонка есть имя, — оживился президент. — Я по пути сюда посмотрел по айфону ссылки. Его зовут Владимир Феофилов, а подробности твой Борис найдет на сайте «МК»…
Пока Ксения дозванивалась Борису и говорила с ним, фуршет разгорелся вовсю.
Чествования Гиляны продолжились в формате бесконечных тостов. Инесса, вероятно уже утолившая голод, дремала в кресле, а ее роскошные сандалии разбросанно валялись в разных углах зала.
Трешнев, поневоле оказавшийся трезвенником, вел беседу с дамой, очень похожей на Гиляну, очевидно ее матерью.
Увидев Ксению, подозвал ее:
— Вот, Валентина…
— Можно просто Валя, — вставила дама.
— Валентина Бююрчиновна рассказывает, что Антон Абарбаров одно время ухаживал за Гиляной… Они у нас в Литинституте на разных курсах учились…
— Да, — подтвердила «Валя». — Так и было. Он однажды меня встретил и жаловался, что Гиляна его всерьез не воспринимает, потому что он наполовину еврей. Дурачок такой! Я над ним посмеялась тогда. Да, говорю, плохо, что наполовину! Был бы чистый еврей, обязательно воспринимала бы… Мы — интернационалисты! Гилянка Антона уважала, по телефону с ним часами болтала, но тогда в своего туркмена влюбилась… Видели его, он плов внес… Много ей крови попортил, бабник проклятый… Жаловался, что Курбанбаши их туркменский его преследует, а сам!.. Теперь узнал, что она со своим вторым мужем развелась… этот у нее португальцем оказался… и вот приперся… Плов стал готовить…
Было видно, что Трешнева мало интересует матримониальная история Гиляны, он думает о другом.
— Скажите, Валя, — Трешнев улучил момент, когда словоохотливая мать отхлебнула вина и стала закусывать, — может, Гиляна знает, как у Антона потом на личном фронте сложилось? О каких-то подругах его…
— Конечно, знает! — обрадовалась Валя. — И сейчас расскажет! Да это и я знаю. Кое-что по секрету от Гилянки. Сейчас поймете почему. Когда она за этого туркмена вышла, вскоре с Антоном где-то пересеклась. И он ей сказал, что наконец встретил настоящую женщину — Гилянка даже обижалась на него, не виновата же она, что этот туркмен меж них всунулся… В общем, эта женщина — врач из госпиталя, где он лежал после ранения в Чечне. Тогда был просто пациент, а когда в Москве ее встретил, случилась любовь…
— А как этого… эту… врача найти?
— Это Гилянка может знать…
Под конец фуршета удалось поговорить и с Гиляной. Она вспомнила только, что медицинская возлюбленная Антона работает в одной из подмосковных больниц, но пообещала прозвонить литинститутские цепочки и выяснить, где теперь Антон может находиться.
Наконец они втроем выползли из пространства Евро-Азиатского литературного клуба в предполуночное пространство Москвы.
Сейчас Трешнев увезет захмелевшую Инессу на ее же машине в отвратительную неизвестность, а она вновь останется наедине со своим для нее самой малообъяснимым чувством.
— Тебя подвезти? — спросил Трешнев. — Мы едем через Ордынку и Люсиновскую, потом на Варшавку, так что давай…
«Он вообще знает, где я живу?! Нет! Довольно мазохизма! Надо побыть одной! Посидеть хотя бы сутки в домашней тишине…»
— Спасибо! Мне надо ехать к дочке в Реутово…
— Ты живешь в Реутове? — удивилась Инесса.
— Дочка с моими родителями живет. Там школа хорошая… — Вдруг Ксения оживилась. — Кстати, Инесса! Не хочешь ли применить свои профессиональные знания? Ты ведь писала диплом по текстологии? — «И как она это помнит с тех давних пор?» — Может, прочтешь профессиональным оком роман-лауреат?
Ксения вытащила из сумки кирпич «Радужной стерляди» и протянула Инессе.
Та, словно ожидая в предложении подвох, осторожно взяла книгу.
— Не знаю, будет ли время в выходные… — протянула она. — Но постараюсь…
Бери, бери, молча и в упор смотрела Ксения на Инессу. Тут же спрашивала себя: и не стыдно?! Сама ведь не прочитала… Но ничего, успокаивала она свою совесть, Инесса на машине, груз сумку, как ей, не оттянет. Потом Трешнев донесет до квартиры.