Тут же висела огромная афиша: «Художник, предприниматель, новатор» — авторский вечер прозаика, доктора философских наук Сергея Разумовского с участием академиков РАЕН, заслуженных профессоров МГУ и РГГУ, а также писателя Александра Проханова, литературных критиков Льва Аннинского и Владимира Бондаренко. Народный артист РФ Анатолий Пелепенченко выступает со сценической композицией романа Разумовского «Интерпретатор», а солисты Большого театра — с хореографической фантазией на темы того же сочинения.
— Надо же! — сокрушенно воскликнула Ксения. — Совсем отстала от современной литературы! Какие знаменитости! А я ничего об этом Разумовском не слышала… Обязательно достану и прочитаю…
— Ничего доставать не надо! — желчно прервала ее Марина, сразу перешедшая на «ты». — Поднимись наверх, в фойе Большого зала. Там наверняка раздают эту и другие книжки Разумовского. А дождешься конца вечера, — правда, ждать придется долго, — Сергей Григорьевич тебе и надпишет. Авторский вечер ее удивил! Сегодня с утра о Разумовском и канал «Культура», и московский, и российский, и «Эхо Москвы» рассказывают, а в книжных магазинах книги Разумовского выставлены на самых видных местах… Так что этот вечер — лишь тутти-фрутти большой панамы!
— Почему панамы?! — Ксения не могла вникнуть в смысл феерической речи Лукогорской.
— Да потому, что главное слово в этой афишище: предприниматель. Разумовский из врачей-гинекологов выбился в крупные бизнесмены по нефтянке. Такой новый сам-себя-издат! Может не только издать, но и купить читателей-почитателей!.. Если у вас есть время, пройдем в зал, места, думаю, кое-как отыщем, послушаем все это гимнославие новому Достоевскому, Толстому и Бунину в одном лице, а потом двинем на фуршетную халяву… Кстати! — с возбужденной радостью воскликнула она, полуобнимая Драклёнычко. — Если ты, пан Павло, Герой Украины, скажешь со сцены несколько одобрительных слов по адресу Разумовского, нам всем обеспечено застолье в VIP-секторе фуршета! Я стиль Сергея Григорьевича знаю!
Драклёнычко несколько опешил.
— Так я же ж ничого у його не читав. — Павло Борисович заговорил почему-то на суржике, хотя только что изъяснялся на хорошем, словесно богатом русском языке.
— И не надо! Умрешь на первых же страницах, и к преступлениям москалей против Украйны прибавится твоя гибель в первопрестольной! А еще гроб везти… Нет, не надо читать! Вспомни, сколько лет ты возглавлял парторганизацию украинских советских письменников! И здесь так, как на партсобрании: горячо одобряю и поддерживаю, мы все, как один, сплотившись вокруг… Главное — не задумываться! Ты же поэт! Можно и какие-то отвлеченные стишки прочитать, например про голодомор… У тебя про голодомор есть?
Драклёнычко, насупившийся, как Тарас Шевченко на классическом портрете, кивнул.
— Ну и прочитай. Только не очень длинные, чтоб дополнительно не затягивать, а то уже очень кушать хочется.
Однако и Герой Украины, и Сашка-Сашко-Олесь участие в чествовании Разумовского после некоторых колебаний отвергли, и Марина убежала договариваться с ресторанными распорядителями об эксклюзивном столике для них на краю грядущего фуршета.
А Ксения, по своему характеру мало доверявшая посторонним оценкам, решила все же заглянуть в Большой зал и посмотреть на происходящее.
И попала как раз на выступление Пелепенченко.
Мастер есть мастер!
Что он произносит и про что это — Ксения за все время слушания так и не поняла. Вероятно, это было нечто об одиночестве человека в неуютном мире, но многообразный голос этого воистину народного артиста обновленной России погрузил переполненный зал в благоговейное внимание. Внимала и Ксения — до самозабвения. Из пут чтецкого искусства ее вытащил только Сашка: они втроем уже давно сидели за накрытым столом и ждали ее…
Ксения включила запись романа Горчаковского, сделанную Пелепенченко.
Голос так же завораживал. Но отдаться во власть Пелепенченко ей не позволило напутствие Инессы: главное — знать, для чего тебе надо это прочитать, для чего послушать. Ксения хотела прежде всего узнать, какие главы из романа отобраны для аудиозаписи.
Щелкая клавишами и прыгая по хронометражу на шкале вперед и назад, заглядывая в текст (помогали закладки Инессы), кое-что записывая в свой Moleskine, в конце концов Ксения поняла, что ее догадка, вспыхнувшая еще в кафе «Лит-Fak», подтверждается.
В основу звукового варианта «Радужной стерляди» легли именно крымские главы романа.
Ксения посмотрела на часы.
Очень хотелось позвонить Трешневу, но ее давным-давно приучили не звонить без экстраординарных причин в нерабочее время по домашним телефонам.
Тем более что по-прежнему ничего внятного о семейных обстоятельствах Трешнева Ксения не знала.
Наедине с Трешневым
В метро, по пути на работу, Ксения встретила знакомого музыканта — пожилого джентльмена с изысканными манерами. Разговорились. Разумеется, о свежем номере «New-газеты», которую этот Эдуард Борисович держал в руках. Здесь была напечатана первая глава нового романа Дениса Димитрова «Смерть на фуршете».
— И как вам? Увлекает? — спросила Ксения, попросив газету и затаив дыхание.
— Только что купил, — махнул Эдуард Борисович рукой. — Еще не прочел. Димитров — талантливый парень.
Она нашла страницы, где подвалом было напечатано искомое: «Денис Димитров. Смерть на фуршете: Роман-меню». Под заголовком мелко-мелко было набрано: «Все события, сюжетные ходы, коллизии и персонажи данного беллетристического сочинения выдуманы. Любые совпадения с действительностью являются случайностями, не предусмотренными автором». А ниже стояло: «Блюдо первое. Бифштекс с кровью».
— Интересно, это как-то связано с убийством Игоря Горчаковского после вручения премии «Новый русский роман»?
— Опосредованно — нет сомнений. Я ведь смотрю и другую прессу, и телевизионные новости, и Интернет. Так что мне интересно, куда он вывернет.
— А что говорят по поводу убийства СМИ?
— Надо заметить, информационный повод сохраняется. Ведь убийца или скорее убийцы не найдены. Я уже не говорю о заказчиках. Пресс-служба Следственного комитета делает лишь общие заявления о продвижении расследования. Зато Интернет и массмедиа бурлят. Многие связывают это двойное («А на самом деле тройное!» — вспомнила Ксения о так и не увиденном ею покойном Позвонке) убийство с исчезновением одного из финалистов премии, Антона Абарбарова. Считают, что он к этому как-то причастен.
— Мне рассказывал один знакомый, — сказала Ксения, — он был на этой убийственной церемонии, что Абарбаров быстро напился и ушел еще до убийства Горчаковского.
— Ну, не знаю… В одной из публикаций корреспондент, ссылаясь на некий компетентный источник, говорит, что действительно Абарбаров был пьян и его в мертвецки пьяном виде обнаружили спящим где-то в задних рядах пустого зала. Но, извините, сыграть пьяного проще, чем пьяному сыграть трезвого, — это старая актерская истина. Ушел он позже, вместе с другими, после проверки. А потом исчез… Я, кстати, Антону только сочувствую: какие-то антисемиты уже раскопали в его родословной еврейские корни и теперь пишут в своих блогах и форумах об очередном заговоре мирового сионизма против русской литературы и культуры. Хорошо, конечно, что Алла Гербер и другие правозащитники тут же выступили с заявлениями и напомнили погромщикам и о презумпции невиновности, и о том, что, возможно, и сам Антон стал жертвой преступников, но факт есть факт: на каждый роток не накинешь платок…
Из рутины рабочего дня Ксению вывел, как уже стало привычным, звонок Трешнева.
— Новости есть? Борис не звонил? — Он расспрашивал с таким напором, будто руководил бригадой следователей по раскрытию фуршетного убийства.
Затем сообщил, что сегодня у него намечены важные встречи на церемонии вручения «Губернской премии», коротко «Салтыковки» или, еще короче, «Щедринки»…
— И такая есть?