– Я бы не стал этого делать, – заметил Дэвид. – Пойдемте, пока родители всю еду не смолотили.
Он пошел с девушками вперед, а мужчины после некоторой заминки двинулись следом. Дэвид привел их в сравнительно пустой уголок зала возле сцены и ушел за чаем для девушек. Вернувшись, он увидел, что группа сбилась еще теснее, молчаливая и подавленная.
– Ну вот, – сказал он актрисам. – Пейте и не смотрите так, будто вас в любой момент могут отсюда вышвырнуть. Директор знает, что вы не по своей вине здесь застряли. Так, Джудит? – спросил он у проходившей мимо свояченицы.
– Кто ж не знает? – обтекаемо ответила Джудит. Потом с отработанной быстротой оценила ситуацию и улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой: – Хорошо, что Дэвид привел вас на чай! Я распорядилась вам кое-что подать в дом учителей, но, видимо, Винни меня не поняла. Вам понравился матч? И ведь правда, с погодой нам повезло?
Она пошла дальше, а актеры взглянули на Дэвида с упреком.
– Вот это конфуз, – сказала Хилари Стоктон. – Мы даже не посмотрели в доме учителей, не ожидали, что нам вообще что-нибудь дадут.
– Ничего страшного. Вы же здесь не все. Вероятно, остальные воспользовались гостеприимством миссис Ридсдейл.
– Вы не думаете, что нам лучше пойти и посмотреть?
– Нет, оставайтесь здесь, допивайте чай. Разве что вы хотите присоединиться к остальным?..
– Я лично нет. – Хилари взглянула на Джоан.
– И я тоже. Не стану скрывать от вас, доктор Уинтрингем, что все это дело страшно меня пугает.
Дэвид быстро огляделся. Родители вокруг были заняты разговорами друг с другом, с другой командой, с учителями. Появление чужих они вроде бы не заметили, но отсутствие любопытства к внешнему миру было для них привычной манерой поведения, и на их воспитанную невнимательность полагаться не стоило. Обсуждать последние события в этом обществе казалось небезопасным. Взвешивая все «за» и «против», Дэвид заметил Гермиону Ридсдейл, пробиравшуюся к нему сквозь толпу. И принял решение.
– Здесь лучше об этом не говорить, – сказал он Хилари, понизив голос. – Но я бы хотел перемолвиться с вами словом на улице, если вы уже закончили.
Он взял чашки и повернулся к ближайшему столу, чтобы их поставить. В этот момент до него добралась Гермиона.
– Дядя Дэвид!
– Привет, Гермиона! Веселишься?
– Ага. Только вы скажите Николасу, чтобы не просовывал голову в решетку. Он делал это, пока не застрял, потому что его большие уши торчат в стороны. Няня едва сумела вытащить их обратно.
– Он поцарапался?
– Нет, не похоже. Уши стали очень красные, и он плакал.
– Бедный Николас! Что он сейчас делает?
– Чай пьет. Дядя Дэвид!
– Да?
– Алистер велел мне вам сказать, что хочет с вами поговорить перед продолжением игры.
– О чем же он хочет поговорить со мной?
– Не знаю. Наверное, об убийстве.
– О чем?
Дэвид был непритворно удивлен. Колледж еще не мог знать о случившемся, тем не менее дочь директора спокойно сообщает, что его племянник хочет обсудить с ним это преступление.
– Ой, ну ладно, – смутилась Гермиона. – Алистер сам расскажет. Вы его найдете?
– Где-нибудь увижу. Но, Гермиона!
– Да, дядя Дэвид?
– Если ты знаешь, о чем говоришь, то подержи язык за зубами, пока я с тобой и с Алистером об этом не побеседую. А сейчас я занят.
– Хорошо. Я скажу Алистеру.
Девушек Дэвид догнал в дальнем конце директорского сада.
– Мы думали, вы уже не придете.
– Меня перехватила племянница. А теперь расскажите, чего вы боитесь.
– Ну… – Хилари осеклась и посмотрела на Джоан. Та утвердительно кивнула. – Дело в том, что у нас многие имели зуб на Боба Фентона. Он наезжал почти на всех актеров труппы, а особенно на Найджела, Эдуарда и Лайонела. И нам, девушкам, не очень приятно, что все эти подозреваемые свободно тут разгуливают. Если бы тот, кто надо, узнал, что слышала Джоан, ее могли бы заставить замолчать, как Боба. Вот почему она не рассказала все суперинтенданту.
– Не надо! – вздрогнула Джоан Карсон.
– Так что она никому ни слова, только мне, но мы думаем, вам верить можно, и вы не скажете кому не надо.
– Так что же слышала Джоан? – твердо спросил Дэвид. – И когда?
– Она слышала…
– Я сама расскажу. – Джоан стояла неподвижно, глядя на Дэвида круглыми голубыми глазами, очень серьезными и сосредоточенными. – Это было после второго антракта. Я выхожу, когда Боб и Лайонел уже уходят после драки с Себастьяном. Ну и вот, я вернулась в нашу гримуборную за носовым платком, когда почти все артисты были или на сцене, или в кулисах. Я хотела спросить кое-что у Эдуарда и увидела, что он входил в музей как раз перед концом антракта, так что пошла прямо к двери. И тут услышала, как Боб очень сердито говорит: «Так это ты?» Мне расхотелось входить из-за его интонации, и я вернулась на сцену. Вот и все.