– Андрюш, ты у нас самый мощный, – попросил Терпсихоров. – Зашвырни датчик в пучины, а?
Это был приборчик величиной с гусиное яйцо, на леске.
– Во, Димон, щас мы твоего ящера на него как на мормышку выловим. – Андрей бросил яйцо.
Прибор описал длинную дугу, плюхнулся в воду, разогнал круги.
– Не смешно, – надулся криптозоолог.
– Обиделся, что ли?
– Это ж святое, – проникновенно разъяснил Терпсихоров.
– Извини, друг.
Леска с деревянной бухты все уходила и уходила в воду, щекоча ладонь Андрея, и, наконец, плавно остановилась.
– Ни фига себе, – пробормотал Дима-лаборант, присаживаясь на корточках перед одним из ящиков. – Да тут в самом глубоком месте до тридцати метров дойти может. Просто Великий каньон!
– Данные хорошо идут? Ты все пишешь? – уточнил Терпсихоров.
– Обижаете, Феликс Феликсович.
Валерий Иванович куда-то ушел, оставил на песке цепочку ребристых следов. Дима, накручивая леску на катушку, вытягивал датчик из воды. Андрей чувствовал, как холодна пластмассовая нить. Прибор на ощупь казался вообще ледяным.
– Четыре градуса тепла на дне, – заметил Дима-лаборант.
– Тогда понятно, куда купальщики пропадали. Нырнут поглубже, в холодный слой попадут и хлоп! – судороги. И утопленников никогда не находили, потому что температура низкая. Покойники только после двенадцати градусов тепла всплывают, – сделал вывод полковник.
– Вот тебе и русалки-кусалки, – хмыкнул Терпсихоров, разводя руками.
– Фу, как прозаично, – поморщился Андрей. – Как вы меня, право, разочаровали, Пал Никитич и Феликс Феликсович.
Они еще несколько раз переходили с места на место, и Андрей охотно, по-мальчишески, швырялся датчиком. Вернулся зашоренный наушниками какого-то прибора Мальцев.
– Как вы себя чувствуете, Валерий Иванович? – поинтересовался Андрей.
– Прекрасно, – чуть слышно прошелестел Мальцев. – Я бы порыбачить сюда приехал.
– Так приедем! – грохнул Терпсихоров так, что Валерий Иванович чуть присел.
– Рыбалка здесь неважная, – заметил Никитич. – Мелочовки кошке на обед не наловишь, а крупняк редко попадается.
– Рыба здесь есть, – прошептал Мальцев. – Я ее чувствую. Она сейчас… поет.
Солнце начало клониться к закату. Исследователи потянулись назад к «газели».
– И чего с этим озером? – как бы между прочим осведомился Андрей, помогая грузить аппаратуру.
– Это станет ясно после компьютерной обработки, – задумчиво произнес Терпсихоров. – Геопатогенка здесь должна быть жуткая – с такой-то топологией, но вода экранирует излучение, поэтому ничего страшного нет.
– Старожилы говорят, вода то приходит, то уходит. Раньше на этом месте большое село стояло, – сообщил Андрей.
– А если вода уйдет, здесь очень даже нехорошо будет.
– Пал Никитич, вы говорили, деревню в шестидесятых отсюда переселяли? Когда подтопление началось? – уточнил у полковника Андрей уже в машине.
– А когда Хрущева сняли… Вот в шестьдесят четвертом озеро опять на место вставать начало, и всех переселили, кроме наших домов.
– Тогда картина ясна. Есть вода – нет патогенности, схлынула вода – пошло излучение, – кивнул Терпсихоров. – Циклический процесс.
«И мужики вымирают. Циклически», – подумал Андрей и спросил у академика:
– А это излучение – оно на наследственность влияет?
Они ехали по грунтовке.
– Оно на все влияет, хотя прямого соответствия с количеством врожденных патологий не выявлено. Но какие-то поломки в наследственном аппарате быть, конечно, могут.
«Значит, баба Катя родилась в такой год, когда там, как в Чернобыле, фонило, сама вредная выросла и внучке вредность передала».
– Ты чего загрустил, Андрюша? – спросил Терпсихоров. – Устал?
– Да все устали… Я завтра вам девочку одну покажу – у нее бабка из этих мест. А отсюда, Пал Никитич рассказывал, даже невест неохотно брали – они вдовели быстро.
– Да? – поднял брови академик.
– Это русалка-то наша? – обернулся Дима-криптозоолог.
– Ага. Только помалкивай, ладно? Она очень переживает, что тоже… как-то плохо на людей влияет.
– А это правда, что влияет?
– Правда. Только вы этого не подчеркивайте.
– Да чего там – померим, посмотрим, – легкомысленно махнул рукой зоолог. – Тут у вас вообще за…
Он не успел договорить: «газель» резко затормозила, всех кинуло вперед.
– У, блин, куда прешь, деревня! – зло выругался Дима-лаборант, сидевший за рулем.
Никто не видел, что произошло. Только справа от машины кто-то прошумел в кустах, и все затихло.
– Ты чего, Дим? – удивился академик.