– Не понял. Какой зелёнки?
– Трава такая, чтоб скотину кормить. Украл зелёнку с агрохолдинга. У них много! Он всегда немножко брал. Не больше мешка за один раз! Все нормально было. А тут настучал кто-то.
Василий отряхнулся, убежал в комнату.
– Не понимаю, это же плодово-ягодное хозяйство, зачем же зелёнка?
– Овцы. Отара на шестьсот овец. Мясо не продаем, сами кушаем. У детей в школе, в детском саду бесплатные обеды. Нам тоже мясо к праздникам выдают. Так и живём.
Маша суетливо вытирала со стола невидимую лужицу.
– Тимофей Иванович говорил, что вы родственники.
– Это не я. Лёнчик сын его двоюродной сестры. А кто его отец никто не знает. Лёнчик и сам не знает, мать не сказала ему, умерла рано. Его сначала одна тетя к себе взяла, потом другая, но в детдом не отдали, в селе вырос.
– Одна взяла, потом другая? Почему? Первая тетя тоже рано умерла?
– Нет, Обе и сейчас живы. Характер у Лёни тяжелый, на руку горяч. Меня не бьёт, но кричит часто.
Трубников передумал уходить, попросил разрешения посмотреть дом.
– Волонсевич говорил, что строит дома для своих.
– Да, этот дом для нас построили. Мы за него выплачиваем. Это Лёню уволили, а я-то по-прежнему в агрохолдинге работаю. Хороший дом: газ и вода есть. Все удобства. Пять комнат. Нам даже много. Вот зал, здесь отдыхаем. Из той комнаты мы кладовку сделали. Это спальня.
В спальне стояла большая разобранная кровать, прикроватная тумбочка, в углу столик с зеркалом, стул и рядом кресло, в котором свернулся клубком Василий.
– Давно Лёня ушел? – спросил Трубников, глядя на кота.
– Только что! Уже спать легли! Кто-то позвонил, он оделся, убежал, накричал на меня, дескать, не суйся!
– Не сказал, когда вернется?
– Нет, не сказал. Он всю ночь может отсутствовать. Работы же нет постоянной, если шабашка подвернётся, то почему бы и нет? Денег всегда не хватает.
Машенька все время поправляла руками волосы, одергивала рукава кофты, будто у нее всё время что-то чесалось. Трубников вежливо улыбнулся, прощаясь. Вышел под дождь. Ни зги не видно! Дождь, ветер. Во дворе рядом с домом летняя кухня с верандой. На веранде стол, длинная скамья. Летом кушают здесь. Трубников сел за стол, зябко поёжился. Холодно, но крыша спасает от дождя. Пожалел, что нельзя курить. Отключил телефон, ждал.
Прошло часа два или три, но детективу они показались вечностью. Он уже засомневался в правильности своих умозаключений. Кот прибежал с улицы, сразу спать. Но улёгся не на кровать, а в кресло. Маша утверждает, что Лёня ушёл только что, они уже спали. Постель разобрана. Если бы только что спали, то кот лёг бы в постель. Теплую, согретую человеческим телом постель кот предпочёл бы холодному креслу. Но он лёг в кресло! Значит, тёплым было кресло, а постель холодной. Маша говорит неправду. И почему она все время чешется? Нервничает? Скорее всего, она сидела в кресле и ждала мужа, в постель она не ложилась. Где же ее Леонида черти носят в такую непогоду? Долго его ещё ждать?
К дому с погашенными фарами тихо подъехала машина. Из неё вышел мужчина, открыл ворота, вернулся в машину. Трубников молча наблюдал. Остановилась машина у самого порога. Леонид вышел и открыл багажник. Пытался вытащить большую коробку. Она выскальзывала из рук, падала в багажник.
– Вам помочь? – доброжелательно спросил Трубников, подойдя к нему и подхватывая коробку.
Леонид отшатнулся от него и громко выругался. Трубников опустил коробку обратно, зевнул, прикрыв рот рукой.
–Может быть, в дом? А то дождь!
Дверь распахнулась, на пороге появилась Маша, увидела Трубникова, схватилась руками за голову.
– Дура! – плюнул в ее сторону Лёня, – не могла позвонить мне, предупредить?
– Уже второй час ночи, – сказал детектив, – не надо так громко кричать, соседей разбудите, пойдемте в дом, Леонид. Впрочем, что же у вас в коробках? Сигареты… С травой?
Леонид снова выругался, подскочил к гостю с жаждой драки. Трубников быстро пресек его вдохновенный порыв. Повёл в дом, захлопнув багажник.
– Нет никакой травы! – запричитала Маша, – вы что? Мы не наркоманы! Мы не мародёры! Это сигареты обыкновенные! Самые обыкновенные! Покурите сами!
Под ее причитания Трубников ввёл Леонида в кухню, усадил на табуретку и сел сам. Закурил сигарету, вздохнул с облегчением.
– Ну! Что я говорила? Самые обыкновенные сигареты! Спёр где-то. Я думала, вы ушли! Где вы были? Лёнька! Они тебя подозревают, что ты Громова отравил! Говорят, он тебя часто ругал, ты ему отомстил! Яда подсыпал крысиного! У нас яда нет! Зачем нам яд? У нас кот мышей ловит! Лёнька! Чего молчишь?
– Дура, – уже спокойнее сказал Леонид, – слушай сюда, детектив, – я сигареты не спер, а взял на реализацию. По-тихому взял, по-тихому продам, а себе процент с реализации. Громова я не травил, хоть он того и заслуживает! Пачкаться из-за него не стану! На юбилей зашёл из любопытства, уже сто раз об этом пожалел. Думал, никто не заметит, все заметили! На кой мне Громова травить, если я уже с агрохолдинга ушёл? Так любого обвинить можно. Громов всех достал!