— Благодаренье Богу, вы приехали! — кричал инспектор. — Встречаемся в библиотеке!
Там запыхавшийся инспектор передал ему сообщение:
— Вам нужно возвращаться в Лондон, как можно скорее, ваша жена звонила! Новости из России. Леди Пауэрскорт не сказала, какие именно, но точно в связи с расследованием!
Прежде чем отправиться на станцию, Пауэрскорт рассказал инспектору то, что ему удалось узнать от Теодора Рэгга, и показал телеграмму из Санкт-Петербурга.
— Жаль, что от нее маловато толку, милорд, — прокомментировал инспектор. — Так вы думаете, это старая семейная вражда выплыла на поверхность?
— Не знаю, — ответил Пауэрскорт, — однако уверен — с этой линией следует разобраться повнимательней. Если же второй Мартин отпадет, у нас по-прежнему остаются три первоначальные варианта.
— Три? — переспросил инспектор Клейтон.
— Три, — твердо ответил Пауэрскорт. — Она упала, она прыгнула или ее столкнули. И вы знаете, что-то подсказывает мне, что точно мы так ничего и не узнаем.
Пауэрскорту повезло, и всю дорогу до Лондона соседей в купе у него не было. Он сидел у окна и смотрел на Кент. И надеялся, молился, что новость из Санкт-Петербурга окажется не той, которой он боялся. Он думал о том, как ему лучше поступить: взять Джонни Фитцджеральда с собой в Россию или оставить здесь работать над делом миссис Мартин. Пауэрскорт опасался, что леди Люси сильно расстроится из-за того, что он снова исчезнет на опасных российских просторах.
Сообщение, которое Шапоров по каналам своего отца послал Уильяму Берку, оказалось коротким.
«Я ждал Наташу вчера в четыре пополудни, однако она не появилась. Сегодня тоже. Что мне делать? Михаил».
Пауэрскорт выругался про себя. Именно этого он и боялся. Что случилось с девушкой? Неужели она в руках охранки? Переживет ли она арест? Неужто Наташа Бобринская, прекрасная, молодая и умная, подобно Родерику Мартину, окончит свои дни на заснеженном Невском проспекте?
12
Ответ Пауэрскорт сочинил в поезде. «Не предпринимать повторяю не предпринимать пока никаких мер. Возможен мелкий домашний кризис во дворце. Завтра выезжаю в СПб. Привет, Пауэрскорт». Отослав это из конторы Берка в Сити, он принялся мерить шагами свою гостиную, раздумывая, не отправить ли в российскую столицу еще одну телеграмму, совсем другую по содержанию, — ту самую, которая должна спровоцировать кризис и привести его расследование к завершению. Конечно, она может, помимо прочего, его еще и погубить. Представив себе лицо леди Люси, он понял, что в таком деле не вправе спрашивать ее совета. Единственного человека, с которым сейчас можно было бы посоветоваться, Джонни Фитцджеральда, нет в Лондоне, он вернется позднее. Чтобы отвлечься, Пауэрскорт просмотрел железнодорожное расписание и обнаружил, что, если сегодня вечером выедет из Лондона, у него останется время, чтобы утром в Париже встретиться, с кем нужно, и поспеть на поезд в Санкт-Петербург. Приняв решение, он отправился в Форин-офис. Сэр Джереми Реддауэй смог выделить ему краткий промежуток между заседанием комитета по проблемам Османской империи и чаепитием в исландском посольстве.
— Господи благослови! — такова была первая реакция министерского бонзы на просьбу Пауэрскорта. — Это что-то неслыханное! Это противоречит конституции! — Пауэрскорт удержался от напоминания, что в стране нет писаной конституции, так что противоречить ей никак нельзя. — Вы понимаете, о чем говорите? Что вам это даст?
— Мне нужно проверить свою версию гибели Мартина, сэр Джереми.
— Но чем мы-то вам плохи? Форин-офис? Да проверьте хоть на мне, черт побери!
И снова Пауэрскорт придержал свой язык.
— Мне нужно поговорить с человеком, который больше других информирован о состоянии дел в России и при дворе. В нашем посольстве в Санкт-Петербурге, — он не стал называть имя де Шассирона, — полагают, что такой человек — это глава французской секретной службы. Французский посол в России тоже не промах, но мне нужен именно месье Оливье Брузе. С вашего позволения, разумеется, сэр Джереми. Мы же сейчас союзники с Францией, не так ли?
Дипломат фыркнул. Роузбери давным-давно заметил, что заключение мира или альянса с другой страной — лучшая гарантия того, что отношения обязательно испортятся.
— Ну ладно. Я санкционирую встречу, — любезно согласился Реддауэй. — Ведь если я этого не сделаю, вы все равно поступите так, как считаете нужным.
Пауэрскорт промолчал, а десять минут спустя в министерской аппаратной уже диктовал срочную телеграмму де Шассирону в Санкт-Петербург.
«Выезжаю завтра. Имею основания полагать, что примерно через неделю буду знать, что произошло с Мартином. Просьба организовать для меня аудиенцию у Его Величества по делу, связанному с Мартином. С наилучшими пожеланиями, Пауэрскорт».
Истинным адресатом этого послания был, кончено, не де Шассирон, а охранка. Пауэрскорт надеялся, что Шапоров прав и они читают всю дипломатическую переписку. Внезапно он почувствовал возбуждение, как человек, поставивший на кон свою жизнь. Это послание, несомненно, выкурит Хватова из его норы и заставит рассказать то, что ему известно о гибели Мартина. И если ему, Пауэрскорту, устроят свидание с царем, дело может закончиться так же, как это случилось с Мартином — и тогда лорд Фрэнсис присоединится к нему в его ледяной могиле.
Жизнь в Александровском дворце погрузилась в хаос. Строжайший распорядок, по которому действовал самый регламентированный из семейных обиходов, нарушался на каждом шагу. Цесаревич Алексей, наследник трона, был болен, и все светила медицины в стране оказались не в силах ему помочь. Началось с внутреннего кровотечения, приключившегося безо всякой причины и продолжавшегося в течение трех дней. Кровь не сворачивалась, как бывает у обычных людей, а продолжала сочиться часами, так что образовалась гематома размером с апельсин. Наташа Бобринская постоянно находилась при великих княжнах. Не было времени ни съездить в город, ни написать письма. Каждый день девочки приходили навестить брата, но долго оставаться в комнате больного им не дозволялось. Более того, Наташа заметила, что старшие стараются не разговаривать с врачами в присутствии княжон. Мальчик метался в жару и плакал. Если цесаревич умрет, его родителей поразит горе, от которого они никогда не оправятся. Императрица постоянно молилось Богородице, не понимая, за что такая кара младенцу, чем он перед Господом провинился. Порой и Наташа падала рядом на колени, присоединяясь к мольбе даровать мальчику исцеление. Ей казалось, что семью Романовых испытывают слишком сурово — а ведь в их руках судьбы России!
Однажды вечером Наташа сопровождала двух врачей из спальни цесаревича к парадному входу, где уже ждал экипаж, чтобы отвезти их в город. Извинившись перед хорошенькой придворной дамой, медики вполголоса обменялись несколькими словами, и одно из них, незнакомое, она запомнила, чтобы потом посмотреть в словаре.
Лишь одна мысль утешала императрицу в ее страданиях. Как за соломинку, она держалась за пророчество святого старца Филиппа, который сказал, что сам он — всего лишь предвестник, что за ним придет воистину великий целитель. И вот на днях сестры-черногорки прислали записку, что в столицу прибыл из Сибири новый старец, святой человек, обладающий необыкновенным даром к врачеванию. Кто знает, может, этот старец и есть ответ на ее молитвы?