— Вы чрезвычайно любезны, мадам. Я прочту ее с удовольствием.
Минуту-другую миссис Оттерборн молчала. Теребя на шее ожерелье в два ряда, она живо огляделась:
— Может... схожу-ка я за ней прямо сейчас.
— Умоляю, мадам, не затрудняйте себя. Потом...
— Нет-нет, ничего затруднительного. — Она поднялась. — Мне хочется показать вам, как...
— Что случилось, мама?
Рядом возникла Розали.
— Ничего, дорогая. Просто хотела подняться за книгой для месье Пуаро.
— «Под фиговым деревом»? Я принесу.
— Ты не знаешь, где она лежит. Я схожу сама.
— Нет, я знаю.
Через веранду девушка быстро ушла в отель.
— Позвольте поздравить вас, мадам, с такой прекрасной дочерью.
— Вы о Розали? Да, она прелесть, но какая же трудная, месье Пуаро! Никакого сочувствия к немочи. Думает, что знает лучше всех. Вообразила, что знает о моем здоровье лучше меня самой...
Пуаро остановил проходившего официанта:
— Ликер, мадам? Шартрез? Creme de menthe?[31]
Миссис Оттерборн энергично замотала головой:
— Ни-ни! В сущности, я трезвенница. Вы могли заметить, что я пью только воду — ну, может, еще лимонад. Я не выношу спиртного.
— Тогда, может, я закажу для вас лимонный сок с содовой водой?
Он заказал один лимонный сок и один бенедиктин.
Открылась дверь. С книгой в руке к ним подошла Розали.
— Пожалуйста, — сказала она. Даже удивительно, какой у нее был тусклый голос.
— Месье Пуаро заказал для меня лимонный сок с содовой, — сказала мать.
— А вам, мадемуазель, что желательно?
— Ничего. — И, спохватившись, она добавила: — Благодарю вас.
Пуаро взял протянутую миссис Оттерборн книгу. Еще уцелела суперобложка — яркое творение, на коем стриженная «под фокстрот» дива с кроваво-красным маникюром в традиционном костюме Евы сидела на тигровой шкуре. Тут же возвышалось дерево с дубовыми листьями и громадными, неправдоподобного цвета яблоками на ветвях.
Называлось все это: «Под фиговым деревом» Саломеи Оттерборн». На клапане шла издательская реклама, в которой этот очерк амуров современной женщины горячо превозносился за редкую смелость и реализм. «Бесстрашная, неповторимая, правдивая» — такие они нашли определения.
Склонив голову, Пуаро пробормотал:
— Я польщен, мадам.
Выпрямившись, он встретил взгляд писательской дочки и почти непроизвольно подался в ее сторону. Его поразило и опечалило, сколько боли стыло в этих глазах.
Поданные напитки доставили желанную разрядку.
Пуаро галантно поднял бокал:
— A votre sante, madame, mademoiselle[32].
Потягивая лимонад, миссис Оттерборн пробормотала:
— Восхитительно — как освежает!
Все трое молча созерцали нильские антрацитно сверкающие утесы. Под лунным светом они являли фантастическую картину: словно над водой горбились спины гигантских доисторических чудищ. Потянул и тут же ослаб бриз. В повисшей тишине зрело как бы ожидание чего-то.
Эркюль Пуаро перевел взгляд в глубь веранды на обедавших. Ошибался он или там тоже пребывали в некоем ожидании? С таким чувством зритель смотрит на сцену, когда вот-вот должна появиться премьерша.
В эту самую минуту, словно с каким-то особым значением, разошлись обе створки двери. Оборвав разговоры, все обернулись.
Вошла хрупкая смуглая девушка. Помедлив, она намеренно прошла через всю веранду и села за пустовавший столик. В ее манерах не было ничего вызывающего, необычайного. И все же это был явно рассчитанный театральный выход.
— Да-а, — сказала миссис Оттерборн, вскинув голову в тюрбане. — Высокого же мнения о себе эта девица!
Пуаро отмолчался. Он наблюдал за девушкой. Та специально села так, чтобы через всю веранду глядеть в упор на Линит Дойл. Скоро, заметил Пуаро, Линит, наклонившись, сказала что-то и переменила место. Теперь она смотрела в другую сторону.
Пуаро в раздумье покачал головой.
Минут через пять та, другая, перешла на противоположный край веранды. Выдыхая сигаретный дым и еле заметно улыбаясь, она являла картину душевного покоя. Но и теперь ее раздумчивый и словно невидящий взгляд был устремлен на жену Саймона Дойла.
Вытерпев четверть часа, Линит Дойл резко поднялась и ушла в отель. Почти сразу за ней последовал муж.
Жаклин де Бельфор улыбнулась и развернула свой стул. Закурив, она смотрела теперь на Нил. И продолжала улыбаться своим мыслям.