Неслышные расторопные официанты накрывали столик. Сухарики «мелба», масло, ведерко со льдом — все, что полагается для первоклассного обеда.
Оглушительно и вразнобой грянул негритянский оркестр. Лондон танцевал.
Эркюль Пуаро поднял глаза, размещая впечатления в своей ясной, упорядоченной голове.
Сколько скучных усталых лиц! Хотя вон те крепыши веселятся напропалую... притом что на лицах их спутниц застыло одно стоическое терпение. Чему-то радуется толстая женщина в красном... Вообще у толстяков есть свои радости в жизни... смаковать, гурманствовать — кто позволит себе, следя за фигурой?
И молодежи порядочно пришло — безразличной, скучающей, тоскующей. Считать юность счастливой порой — какая чушь! — ведь юность более всего ранима.
Его взгляд размягченно остановился на одной паре. Прекрасно они смотрелись рядом — широкоплечий мужчина и стройная хрупкая девушка. В идеальном ритме счастья двигались их тела. Счастьем было то, что они здесь в этот час — и вместе.
Танец оборвался. После аплодисментов он возобновился, и еще раз оркестр играл на «бис», и только потом та пара вернулась к своему столику недалеко от Пуаро. Раскрасневшаяся девушка смеялась. Она так села против своего спутника, что Пуаро мог хорошо разглядеть ее лицо.
Если бы только ее глаза смеялись! Пуаро с сомнением покачал головой.
«Что-то заботит малышку, — сказал он про себя. — Что-то не так. Да-да, не так».
Тут его слуха коснулось слово: Египет.
Он ясно слышал их голоса — девушки, молодой и свежий, напористый, с чуть смягченным иностранным «р», и приятный, негромкий голос хорошо воспитанного англичанина.
— Я знаю, что цыплят по осени считают, Саймон. Но говорю тебе: Линит не подведет.
— Зато я могу ее подвести.
— Чепуха, это прямо для тебя работа.
— Честно говоря, мне тоже так кажется... Насчет своей пригодности у меня нет сомнений. Тем более что я очень постараюсь — ради тебя.
Девушка тихо рассмеялась безоглядно счастливым смехом.
— Переждем три месяца, убедимся, что тебя не уволят, и...
— И я выделю тебе долю от нажитого добра[9] — я правильно уловил мысль?
— И мы поедем в Египет в наш медовый месяц — вот что я хотела сказать. Плевать, что дорого! Я всю жизнь хочу поехать в Египет. Нил... пирамиды... пески...
Мужской голос прозвучал не очень отчетливо:
— Мы вдвоем увидим все это, Джеки... вдвоем. Будет дивно, да?
— Мне — да, а тебе? Интересно... ты правда этого хочешь так же сильно, как я?
Ее голос напрягся, глаза округлились — и чуть ли не страх был в них.
Ответ последовал быстрый и резковатый:
— Не глупи, Джеки.
— Интересно... — повторила девушка. И передернула плечами. — Пойдем потанцуем.
Эркюль Пуаро пробормотал под нос:
— «Un qui aime et un qui se laisse aimer»[10]. М-да, мне тоже интересно.
Глава 7
— А вдруг с ним чертовски трудно ладить? — сказала Джоанна Саутвуд.
Линит покачала головой:
— Не думаю. Я доверяю вкусу Жаклин.
На это Джоанна заметила:
— В любви люди всегда другие.
Линит нетерпеливо мотнула головой и переменила тему:
— Мне надо к мистеру Пирсу — насчет проекта.
— Насчет проекта?
— Насчет развалюх. Я хочу их снести, а людей переселить.
— Какая ты у нас тонкая и сознательная, душка.
— Эти дома все равно надо убирать. Они испортят вид на мой бассейн.
— А их обитатели согласятся выехать?
— Да многие за милую душу! А некоторые — такие зануды. Не могут уразуметь, как сказочно изменятся их условия жизни.
— Я знаю, ты не упустишь поучить их уму-разуму.
— Ради их же пользы, дорогая Джоанна.
— Конечно, дорогая, я все понимаю. Принудительное благо.
Линит нахмурилась. Джоанна рассмеялась:
— Не отпирайся, ведь ты — тиран. Если угодно, тиран-благодетель.
— Я ни капельки не тиран!
— Но ты любишь настоять на своем.
— Не очень.
— Погляди мне в глаза, Линит Риджуэй, и назови хоть один раз, когда тебе не удалось поступить по-своему.
— Я тебе назову тысячу раз.
— Вот-вот: «тысяча раз» — и ни одного конкретного примера. Ты не придумаешь его, сколько ни старайся. Триумфальный проезд Линит Риджуэй в золотом авто.
— Ты считаешь, я эгоистка? — резко бросила Линит.
9
Слегка измененная фраза из Книги общей молитвы — молитвенника и требника англиканской церкви.