Все произошло очень быстро, но вместе с тем казалось, что это длилось целую вечность. Я запомнила каждую деталь: бледное встревоженное лицо; черные глазки-бусины, расширившиеся от изумления до невероятных размеров; тонкие розовые губы, сложившиеся в гигантскую паническую «О»; волосы цвета воронова крыла, выбившиеся из аккуратного тугого пучка и развевавшиеся по сторонам; шелестящий ворох черных юбок, задравшихся и выставивших на обозрение старомодные панталоны и костлявые ноги, которые подскакивали на ступеньках. Но страшнее всего были неприятные шлепки, которые она производила левой рукой, тщетно пытаясь извернуться и ухватиться за перила, потому что мыльная вода исправно делала свое дело.
Я неосознанно шарахнулась в сторону от этого кошмарного виде́ния. Мне и в голову не пришло ее остановить. В свою защиту могу сказать, что к тому моменту, когда миссис Уилсон поравнялась со мной, ей уже удалось достичь предельной скорости. Наконец, под финальный отчаянный вопль, она приземлилась на черно-белые плиты пола. Увы, пол тоже был залит мыльной водой, так что грандиозный слалом продолжился: миссис Уилсон, вращаясь вокруг своей оси, пронеслась по холлу и замерла, лишь когда врезалась головой в мое ведро.
Экономка не вызывала у меня симпатии, но это не извиняет мою крайне немилосердную реакцию: я захихикала.
Опять же в свою защиту добавлю, что она еще дышала, а последние восемь изнурительных месяцев прошли для меня под знаком ее тирании. Тем не менее я сразу – ну, или почти сразу, как только совладала с эмоциями, – бросилась ей на помощь. Тщедушная грудь экономки заполошно поднималась и опускалась, а глазки-бусинки распахнулись, едва я приблизилась.
– Ты! – с отвращением выдохнула миссис Уилсон. – Я так и знала – это твоих рук дело! А ну помоги мне встать, девчонка!
– Может, еще кого-нибудь позвать? – заботливо спросила я, наклоняясь к ней. – Вдруг вы себе что-то сломали?
Тут экономка одной рукой вцепилась мне в волосы, второй ухватилась за плечо и попыталась подняться, сжав стальные пальцы до того сильно, что я вскрикнула от боли.
– Да не ори ты, а то обе опозоримся, – прошипела она мне в ухо, окатив волной перегара, и я немедленно почувствовала себя не такой уж виноватой в ее падении.
За волосы она тянула так, что я уж опасалась – вырвет с корнями, но в этот момент ее левая нога, на которую она хотела опереться, внезапно подогнулась, и мы обе рухнули на пол.
Миссис Уилсон взвыла.
Лежа на спине и все еще ощущая бульдожью хватку на своем плече – экономка так и не разжала пальцы, – я твердо решила презреть банное расписание для слуг и вымыться с ног до головы сегодня же вечером. Мои волосы, одежда, кожа – все было перепачкано. Ступеньки я драила на совесть, скребла и терла от души, но мисс Риченда своим постоянным хождением туда-сюда умудрилась натаскать столько навоза, что и вода, разлившаяся по холлу, тоже была грязная.
Миссис Уилсон между тем продолжала верещать.
Тогда я подумала, что с ней, наверное, что-то не так, и, отцепив ее когти от своего плеча, приняла вертикальное положение.
– Что с вами, миссис Уилсон? – с предельной любезностью поинтересовалась я, одновременно стараясь держаться вне зоны ее досягаемости. – Вы чем-то ударились?
Экономке удалось на время подавить стоны. Она замахала руками, пытаясь до меня дотянуться, а когда это не удалось, прошипела:
– Ногой я ударилась, безмозглая ты курица! Ногой! Уведи меня отсюда, пока господа не пришли!
– По-моему, уже поздно, – резонно заметила я, услышав чьи-то быстрые тяжелые шаги.
В следующий миг в дверном проеме в самой глубине холла вырисовался силуэт, и мое заполошное, вероломное сердце панически заколотилось в груди.
– Сэр! Я думала, вы в Лондоне! – вырвалось у меня.
Мистер Бертрам Стэплфорд боксерским телосложением похвастаться не мог, но, как выразился бы малыш Джо, ему неизменно удавалось отправить меня в нокаут – в фигуральном смысле. Он был ниже единокровного брата и, в отличие от огненно-рыжих близнецов, унаследовал от своей матери, бросившей поместье на произвол судьбы, черный цвет волос, которые, как всегда, были аккуратно подстрижены и набриолинены. Те, кто хорошо знал мистера Бертрама, замечали, что его облик выдает французское происхождение – он был похож на Ричарда и Риченду, но легкий налет инородности словно бы делал черты лица более тонкими и точеными. У него были удивительно длинные изящные пальцы и начисто отсутствовала корпулентность близнецов. Громогласному лорду Ричарду были свойственны повелительные интонации, тогда как в речи мистера Бертрама обычно звучали теплота и участие. Я видела по его лицу, что он искренне переживает за миссис Уилсон. Не в пример ему, лорд Ричард сейчас бы уже развернулся и отправился в свой кабинет писать приказ об увольнении, предварительно проверив, не нанесла ли она своим падением ущерба мраморной лестнице.