— Но кто-то вас опередил! — начальник отдела майор Ефремов хлопнул по столу своей широкой ладонью и обвел сотрудников многозначительным взглядом. — Кто? Я, товарищи, не могу исключить утечки. Не могу!
Сотрудники согласно закивали — да, бывает. Как не приглядывайся к людям и их анкетам, в душу им все равно не заглянешь. В прошлом году в МУРе выявили сразу двоих «паршивых овец» — капитана Воронина из отдела по борьбе с мошенничеством и старшего лейтенанта Замарова из отдела по раскрытию краж. Воронин состоял на довольстве у шайки Кости Фиксатого, был кем-то вроде штатного информатора, а Замаров самолично сколотил и возглавил банду, грабившую продовольственные склады. Сорок два ограбления за полгода, восемнадцать трупов, тонны украденного продовольствия — не фунт изюму!..
После совещания Алтунина перехватил в коридоре эксперт Левкович, за худобу и сутулость прозванный Знаком Вопроса. Ухватил под руку (тощий, а сила в руках есть), отвел в уголок и, уводя, по обыкновению, глаза в сторону, спросил:
— Ты, говорят, на Вторую Мещанскую ночью ездил? К Шехтману?
— К трупу Шехтмана, — уточнил Алтунин. — А что?
— Да так, — замялся Левкович. — Он мой знакомый, не очень близкий, но все же знакомый… В гости мы друг к другу не ходили…
— Зубы у него, что ли, лечил?
— Зубы, — кивнул Левкович. — Что же еще лечить у Арона Самуиловича. — И я лечил, и мама моя лечила…
Левкович, несмотря на то, что ему уже перевалило за сорок, был холост и жил с матерью.
— Золотые руки! Это же были золотые руки! В прямом смысле слова…
Алтунин подумал о том, что прямой смысл у каждого свой, но комментировать не стал. Не положено посвящать посторонних в обстоятельства дела, пусть это даже и Фима Левкович, эксперт НТО, [6]свой в доску. Таковы правила.
— А кто это его — не ясно еще? — Левкович удивил заинтересованностью в голосе и тем, что, вопреки своей привычке, посмотрел прямо в глаза Алтунину. — Кто убил Арона Самуиловича, Вить?
— Пока нет никакой ясности, — ответил Алтунин и добавил свое обычное присловье: — Будем работать.
— Ты уж держи меня, по возможности, в курсе дела, ладно? — попросил эксперт. — Не чужой ведь человек, нам с мамой будет приятно… то есть — нам очень важно знать, что убийцы пойманы и понесут…
— Заслуженное наказание! — докончил Алтунин. — Я тебя понял, Фима. Как поймаем убийц — шепну. Только ты меня больше в коридоре не подстерегай, ладно? Не люблю я, когда на меня засады устраивают.
— Да я просто мимо шел! — загорячился Левкович. — Мимо шел, вижу ты идешь дай, думаю, спрошу…
— Я видел, как ты шел, — перебил его Алтунин. — Ты стоял у стены, Фима, и делал вид, что интересуешься наглядной агитацией. А когда увидел меня, то пошел мне навстречу. Кому ты врешь, Фима? Мне? Постыдился бы…
Левкович зарделся, словно девица на выданье, виновато вздохнул и развел руками, изображая раскаяние.
«Что у тебя за интерес? — подумал Алтунин, наблюдая за тем, как задергалось левое веко собеседника. — Когда Валю-буфетчицу на Неглинной зарезали, ты, друг ситный, обстоятельствами и поимкой убийц не интересовался. Несмотря на то, что с Валей у вас был недолгий роман и порции она тебе по старой памяти накладывала царские. А тут вдруг — не чужой ведь человек, зубы я у него лечил…»
3
Согласно инструкции, во время перевозки ценных грузов можно игнорировать сигналы орудовцев, если того требует обстановка. Тебе доверили — так довези по назначению, ты за груз головой отвечаешь. И головой же соображай, когда стоит останавливаться, а когда нельзя. Но старшина-орудовец, стоявший на пересечении Большой Черкизовской и Халтуринской был один, никого вокруг — ни людей, ни машин, подлянки можно не опасаться. К тому же выражение лица у старшины было тревожное, напряженное, и жезлом своим он махал строго-престрого. Ясно — что-то случилось впереди, может, — авария, может, — оцепление выставили, а может, и самолет упал, такое тоже случалось, аэродром-то рядом.