Следующим утром Кадзэ и Дзиро завтракали. Благородный воин увлеченно хлебал горячую похлебку мисо, заедал холодными остатками вчерашней каши — и ни словом, между прочим, не похаял убогую крестьянскую еду. Кадзэ и вообще ел молча. Раздумывал — спросить угольщика, куда это его вчера под утро носило, или не стоит? Нет, верно, все же не стоит. Он доел. Натянул носки-таби[4] и принялся затягивать конопляные шнурки на сандалиях.
— Снова по селению пройтись желаете, господин? — спросил Дзиро, надо признать, не без любопытства.
— Нет. Деревню вашу я уже повидал. Теперь, пожалуй, отправлюсь в соседнюю.
— Уже покидаете нас? — перепугался Дзиро.
— Да. А к чему мне здесь оставаться?
— Но наш господин еще не отдал распоряжений в отношении вчерашнего убийства, — торопливо залепетал Дзиро, совершенно ошалевший от ужаса.
— Убийство — дело ваше. Я тут ни при чем.
— А господин судья-то?! Он так настойчиво советовал вам остаться здесь, господин!
— Ваш господин судья — осел и ничтожество. Не ему мне указывать. Он болван, неспособный даже понять, что у вас здесь вышло. Никогда не найдет он убийцу… Ладно. Спасибо, старик. Прими мою благодарность за кров и пищу — и прощай. Храни тебя боги.
— Но господин судья-то! Он же в ярость придет, узнав, что вы удалиться изволили!!!
Кадзэ ответить не позаботился — лишь повел равнодушно литым плечом.
— А на дороге, господин?! Вы ж на бандитов напоретесь!
— Такова, стало быть, моя карма. Спасибо — и удачи.
Самурай небрежно заткнул катану за пояс и ровным шагом вышел из дома Дзиро. Угольщик так и застыл у дверей, глядя, как уходит загадочный воин по тропинке, ведущей за околицу деревни, — вроде и не спешит, а споро движется! Сразу видно, не первый день в пути, знает, как делать долгие переходы, особо себя не утомляя. Страшно! Ушел самурай — и что Дзиро теперь делать? Хотя… ничего, верно, уж не поделаешь, не караул же кричать.
Осталась позади деревенька. Скоро Кадзэ уже с наслаждением вдыхал сладостный, чистый горный воздух, приправленный пряными ароматами сосновой смолы, хвои и недавно скошенной травы. Чего еще желать? Тепло. Солнечно. О девочке пропавшей он, конечно, ничего еще не узнал, однако особого разочарования не испытывал. С чего? В деревне ее не оказалось — значит, и мест, которые следует обыскать, стало на одно меньше. Если малышка жива, он ее найдет. Раньше ли, позже, но найдет.
В священных книгах написано: просветленный отец Дарума, индийский монах, открывший людям путь Дзен, девять лет упражнялся в искусстве созерцания, недвижно сидя в пещере и медитируя на стену. Сэнсей Кадзэ этой историей в глаза тыкал всякий раз, когда недоставало его ученику терпения в занятиях либо упражнениях воинских. Но сказать по чести, Кадзэ этот пример никогда особо не вдохновлял. Нет, если понадобится, он вполне мог замереть, словно каменный, — но вот от ничегонеделания с детства с души воротило.
Вот уж два года странствует он в поисках девочки. Повидал с тех пор несчетно городов и селений, бесчисленно — больших и малых дорог, коих столь много в земле японской, и нигде не задерживался подолгу. Терпения у Кадзэ хватало. Бездействие — вот что угнетало его несказанно, оттого-то и оставлял его сердце равнодушным пример просветленного Дарумы. Но… ведь видел он похищенную девочку в последний раз аж два года назад, а дети в таком возрасте растут столь быстро, что и не вообразить! Да узнает ли он ее теперь, даже если встретится лицом к лицу? Возможно, в лице ее останется хоть малая частица сходства с ее благородным отцом? Или, быть может, однажды лицо незнакомой девушки поразит его сиянием знакомой красоты, унаследованной от матушки? Или случится так, что разминутся они однажды на пыльной сельской улице, а он и не поймет даже, что прошла мимо него та, кого искал он столько лет?
Как часто победу в бою отделяет от поражения и погибели лишь краткий миг! Вот так и в жизни — шаг от удачи до беды. Можно случайно отвернуться — и пролетит мимо стрела из вражеского лука или пуля из мушкета. А отвернись секундой позже — и все, ты уже в лучшем из миров. Допустим, девочка даже и сохранит сходство с отцом или матушкой. Но разве не может случиться так, что где-нибудь в шумном городе Кадзэ завернет за угол именно тогда, когда она отворит дверь и выйдет из дома? А возможно, ее и вовсе совсем недавно перевезли в какую-нибудь из деревень, в которых он успел уже побывать? Слишком многое зависит от случайности, слишком неверна судьба… но одно Кадзэ понимал ясно: нельзя просто сидеть, сложа руки, и надеяться на случай. Верно в народе говорят: кто удачи ждет, смерти дождется. Нет, надобно, надобно действовать!
4
Таби — традиционные японские белые или цветные носки с отделенным большим пальцем. Носились как мужчинами, так и женщинами. Шились обычно из хлопка, реже — из шелка. В помещениях, где обувь снималась, служили также эквивалентом европейских тапочек.