— Но почему? Что случилось? Его нет дома?
— Не знаю. Алло.
— А когда он вернется?
— Кто?
— Вайнреб! Когда он снова появится дома?! Где он?
— Понятия не имею, — всхлипывает новая девушка. — Я из Румынии. Недавно. Никто не знает.
— Послушайте, деточка. Я хотел бы поговорить с г-ном Вайнребом. Его нет дома. Хорошо. Вы не знаете, когда он вернется. Тоже хорошо. Но вы ведь скажете ему, по крайней мере, что ему звонили, да?
— Звонили да, — снова всхлипывает новая девушка. — Алло.
— Позвольте, что это значит?
— Могу Вайнребу не сказать.
— Но почему?
— Что это — Вайнреб?
— Что значит — "что это"? Вы что же, его не знаете?
— Ты говорить по-румынски? Немного румынский?
— Скажите мне, пожалуйста, с кем я был на связи? Кто живет в этой квартире?
— Костеланц. Эммануэль. Алло.
— Какой у вас номер?
— Семьдесят три. Второй этаж.
— Я имею в виду — какой номер телефона?
— Не знаю.
— А что, на телефоне не написано?
— Что?
— Номер!
— Где?
— На телефоне!
— Это не телефон.
Одна штучка
Дверь с грохотом распахнулась, и ввалился Глик. Инженер Глик. Он тяжело дышал, глаза его были как у смертельно раненного оленя, — такие может иметь только владелец неисправного телефона.
— Все началось как-то раз перед выходными, — рассказывал он, задыхаясь, — когда сломался телефон в моем бюро. Я сообщил в ремонтную мастерскую, и через пару дней появился слесарь с телефонной станции, который разобрал мой аппарат до винтика. "Телефон в полном порядке, — открыл он мне. — Нам нужно только одну штучку сменить". Я сказал ему, что не имею ничего против, после чего он исчез. Поскольку он ничего там не заменил, я снова сообщил в ремонтную мастерскую, что мой телефон все еще не работает…
Глик перевел дыхание:
— Через пару дней пришел второй слесарь, снова разобрал аппарат и вынес заключение: "Мы должны там одну штучку заменить". Я подтвердил: "Конечно, конечно, вам следует обязательно заменить там одну штучку. Ваш коллега мне уже сообщил, что там все дело в одной штучке". Слесарь дал мне понять, что у него нет сейчас с собой этой штучки. И ушел. Я прождал целую неделю. После чего запросил ремонтную мастерскую, не могли бы они мне кого-нибудь прислать…
— И, конечно, не прислали?
— Как раз прислали. Третий слесарь пришел, разобрал аппарат на детали и сказал: "Мне хотелось бы, уважаемый, чтобы вы ясно представляли себе ситуацию. В моем задании отмечено, будто бы одна штучка в вашем телефоне не функционирует. Я тщательно проверил ваш аппарат и установил, что это, действительно, так: там одна штучка не работает. Будьте здоровы. Шалом". С тем он и ушел. Я добежал до ближайшей телефонной будки, дозвонился в ремонтную мастерскую и потребовал, чтобы мне доставили, наконец, эту несчастную штучку, живую или мертвую. Я заявил, что в противном случае разнесу их мастерскую к чертовой матери. Так вот — слесарь… четвертый… пришел ко мне в бюро…
— И вы ему сказали, что у вас одна штучка не функционирует!
— Как раз нет. Он это уже знал. Он только разобрал аппарат и спросил меня, где, по моему мнению, в это время дня он мог бы достать одну штучку. Я сказал ему: "Понятия не имею, а здесь, в бюро, я про запас эту штучку не храню. Купите ее на черном рынке, стащите, где хотите, убейте, наконец, кого-нибудь, чтобы ею завладеть. Но не смейте больше возвращаться без этой штучки!". После этого он удалился. Я сел и написал письмо родственникам за границей, где настоятельно просил их выслать мне одну штучку. Они расценили это как гнусный намек и порвали со мной всяческие отношения. В своих снах я охотился на эту штучку в соседнем квартале. Это было нечто похожее на дракона, только вместо головы у него была одна штучка. Мои нервы были натянуты до предела, когда вдруг меня осенило спасительное решение: я позвонил в ремонтную мастерскую и спросил, нельзя ли заменить весь аппарат целиком. Они сразу же жадно ухватились за эту идею…
— Неужели сменили?
— Ждите! Нет, вообще-то пришел очередной слесарь с новым аппаратом. Но когда он уже демонтировал старый телефон, то вдруг спросил: "А зачем вам новый аппарат? Старый, практически, в полном порядке, вам нужно только одну штучку сменить". Без единого слова я прошел в соседнюю комнату и зарядил свой револьвер. Но в следующее мгновение слесарь вытащил из кармана дюжину деталей и заменил дефектную штучку. С тех пор телефон работает безупречно.
— Так почему же вы такой нервный?
— Это, наверное, из-за погоды…
Квартет
Одним из неоспоримых преимуществ телефонной связи является факт, что невозможно добраться до звонившего. Я не жалуюсь. Наоборот, что касается меня, то я, в общем и целом, уважаю ближнего, в смысле хартии ООН без каких-либо исключений. Но и мое терпение имеет границы. Например, когда мой телефон начинает жить сам по себе.
Я уютно пристраиваюсь за свой письменный стол, чтобы написать рассказ. Но тут мне внезапно приходит на ум мысль, что мне нужно срочно позвонить своему доброму приятелю Йошке. Я снимаю трубку, однако, прежде, чем успеваю набрать номер, чей-то вежливый голос говорит мне: "Весь груз уже в порту Хайфы, Густи! Давай, дуй к Бирнбауму и скажи ему, чтобы он захватил с собой накладные".
Я говорю: "Вы не туда попали, сейчас же уйдите с линии".
Но тут появляется второй голос и говорит хрипло: "Это еще кто?".
Я кладу трубку и делаю еще одну попытку. Хриплый голос меня сразу информирует: "Эти гады в порту вообще никакого права не имеют затягивать растаможку".
"Конечно, у них нет на это никаких прав, — вступаю я в полемику. — По крайней мере, вы должны это знать, Густи".
"Заткнись", — говорит вежливый голос.
"Это мой собственный телефон, — разъясняю я. — Положите трубку. Оба".
"Сам положи", — предлагает Хриплый и добавляет: "В конце концов, новые репатрианты имеют право на беспошлинный въезд".
"Это уж точно, — имитирую я Вежливого, — но с каких это пор, милый Густи, ты стал новым репатриантом?".
"Ты чего плетешь? — отвечает Густи. — Я же имею в виду Бирнбаума".
"Минуточку, — вмешивается Вежливый, — это был не я. По-моему, какой-то пьянчуга вмешивается в наш разговор".
Я оставляю новый тембр своего голоса и перехожу к пронзительному дисканту: "Алло, это центральная. Просим вас закончить разговор. Требуется проверка линии".
"Только один момент, девушка, — умоляет меня Вежливый. — Мы уже заканчиваем".
"Болван, — говорит Хриплый, — ты что, не понимаешь, что нас какой-то шут дурачит?"
"Ну, конечно, я это понимаю, Густи, — говорю я вежливо. — Но давай-ка, лучше прервемся и увидимся завтра в Хайфе. Пока!"
"Стой! — орет Вежливый. — Густи, не клади трубку! Это снова был этот паразит! Послушайте, вы, телефонный пират, если я вас только поймаю…".
"Это было бы забавно, — отвечаю я. — Говорит таможенный инспектор Хайфы".
"Да ладно, не обращай внимания на этого дурака, — говорит Хриплый Вежливому. — Нужно сказать Бирнбауму, что он как новый репатриант имеет привилегии…".
Зажав трубку между ухом и плечом, я дотягиваюсь до собрания сочинений моего коллеги Шекспира и справляюсь, как там, в "Макбете", акт пятый, сцена последняя: "Молчи, молчи, презренный пес, тебя я презираю", — изложил я собеседникам свою точку зрения. — "Увидеть кровь твою я всей душой желаю".