– Я не смогу, – сказал Парри. – Я и сам уже купил билет. А Кэри будет? Я думал, он как хвостик везде мотается за сестричками.
– Кэри? Ты что, хочешь, чтобы они уложили друг друга? Ну ты и даешь! Чтобы Кэри и Лоуэлл вместе куда-то отправились с Брендой?!
– Так Кэри тоже влюблен в нее?
– Ясное дело. И Кэри, и Лоуэлл. Интересная ситуация. И если она сама не выберет одного из них, они передерутся до смерти.
– Да ладно тебе, Пол. А ей самой кто больше нравится?
– Похоже, что Лоуэлл. Да разве наверняка узнаешь?
Под болтовню Пола они прошли около полумили, и он сказал:
– Ну вот, я уже на месте, – и отправился делать свои промеры.
Дальше Парри шел один, он спешил на станцию. Железнодорожная насыпь была здесь уже вдвое шире и везде стояли мерные рейки, задающие габариты. Затем пошли железнодорожные стрелки, и через две-три сотни ярдов ветка соединилась с основной колеей дороги из Лондона. Парри свернул налево, в паровозное депо.
Парри нравилось здесь, он любил смотреть на паровозы, и хотя, чтобы поддержать марку профессионала, он частенько делал вид, что и не замечает локомотивы, на самом деле он был в восторге от них. Он постоянно читал специальные журналы о паровозах и безошибочно различал их. Здесь был паровоз особой марки, «два-шесть-ноль», производившийся на континенте, с бортиком вокруг верхней части паровозной трубы вместо обычного фланца. У него были цилиндры снаружи и привод Уэмшерта. Была и очень старая модель, выпускаемая на юго-востоке, «ноль-четыре-четыре», где машинист помещался ниже уплотнителя сальника. А сейчас Парри медленно шел мимо «Лорда Нельсона» – тог едва слышно дышал. Его паровой котел был такой высокий, что заслонял паровозную трубу, были видны лишь громадные отклоняющие пластины – Парри не был уверен, что они называются именно так. Он читал, что эти пластины ставятся для того, чтобы создавать воздушный поток, направляющий дым из трубы поверх кабины, чтобы он не застилал поле зрения машинисту.
Было что-то волнующее в массивных парных соединительных тягах, которые медленно поднимались, проплывали мимо на уровне его глаз и опускались. Шипение пара, вырывающегося из инжектора, когда паровоз заходит на поворотный круг, приводило Парри в неописуемый восторг.
Он зашел в здание депо. Здесь было темновато и дымно. На всех путях стояли паровозы. Некоторые как раз мыли. Работники в высоких сапогах обдавали их струей из пожарных шлангов, и по кирпичному полу текли ручьи с бесчисленными хлопьями бурой окалины. Другие паровозы чистили, протирая ветошью и начищая полированные части…
– Добрый день, мистер Парри, – произнес кто-то. Это был статный жизнерадостный мужчина, начальник депо.
– А я как раз ищу вас, мистер Флойд, – отозвался Парри. – Хотел вас попросить об одной вещи, – и он рассказал об испорченной секции трубы.
– Что ж, само собой, – ответил Флойд. – Могу забросить вам парочку. Они срочно нужны?
– Просто позарез, мистер Флойд. Сумеете послать их в Уитнесс поездом в час сорок? А я скажу Блейку, чтобы он перебросил их мистеру Кэри.
Выйдя из депо, Парри заметил, что вместо «Лорда Нельсона» на поворотном круге теперь вращается большой «ноль-восемь-ноль». Потом он вновь заметил «Лорда Нельсона». Он стоял у горы песка и пополнял запас в ящиках с песком. Его машинист с длинноносой масленкой в руке почтительно стоял возле паровоза словно священник, совершающий некий ритуал. Парри даже позавидовал ему.
Перекусив в буфете, Парри дошел до будки сигнальщиков, откуда можно было позвонить Миггсу и сказать, чтобы он забрал трубные секции. У него еще осталось несколько свободных минут до поезда, и он постоял, наблюдая за тем, что происходит вокруг.
Будка в Редчерче была средних размеров, она включала около восьмидесяти плунжеров. Плунжеры поднимались вверх прямо из пола, образуя ровный ряд, и лишь несколько рычагов нарушали общую стройность: они были передвинуты до отказа в крайнее переднее положение.
Вдоль линии плунжеров на стене размещалась полка с инструментами. Здесь же были коробки со стандартными сигналами и индикаторы, указывающие положение семафоров, удаленных от будки настолько, что сигнальщик не мог с уверенностью их различить. По сторонам находились блокираторы, которые показывали, свободна ли линия в каждом направлении, или подходит поезд, или он уже на перегоне. Они соединялись с плунжерами, и когда сигнальщик работал, отражали текущее состояние линии. Время прохода поезда заносилось в книгу.
В центре, протянувшись сквозь ряд других проводов, плунжеров и индикаторов, находилась световая диаграмма. Она была смонтирована сравнительно недавно, во время частичной модернизации будки. Это была огромная схема перегона; главная линия на ней состояла из цепочки пронумерованных секций, каждая из которых подсвечивалась лампочкой. Если секция была свободна, то лампочка горела. При нахождения на ней поезда лампочка выключалась. Перемещение поезда по перегону обозначалось смещением по диаграмме темной секции. Точно так же и стоящий на путях паровоз или поезд обозначался неосвещенной секцией пути.
Парри стоял, вслушиваясь в симфонию звуков, окружающую его со всех сторон. «Чух-чух-чух» – завибрировала будка, и ее окна затянули клубы пара. Паровоз задним ходом медленно подавал к платформе пассажирский состав. «Раз-два, пауза, раз-два-три» – звякают звонки, перемежаясь мягкими звуками плунжеров, повторяющих тот же ритм. «Щелк-щелк-щелк» – передвигаются рукоятки. «Тук-тук-тук» – доносится перестук колес товарняка на рельсовых стыках. Телефонный звонок. «Алло. На четвертый? Хорошо, тридцать восьмой закрываю». «Чух-чух-чух», – отчетливо и внятно, вторя в такт стуку колес, прокатился мимо паровоз. Вновь телефон. И снова все повторяется.
– Ага, «Красотка»! – произнес сигнальщик.
Парри выглянул наружу. По лондонской ветке приближался поезд. Это была «Лидмутская Красотка» – ежедневный экспресс из Ватерлоо. Парри взглянул на приближающийся паровоз. Он тяжело подрагивал на стрелках, быстро увеличиваясь в размерах, и с ревом пронесся мимо будки. Парри успел мельком увидеть машиниста – тот сосредоточенно смотрел вперед, держа руку на регуляторе. За паровозом замелькали длинные зеленые вагоны. В их окнах были видны столики с белоснежными скатертями и смутные абрисы пассажиров.
Поезд, как молния, пронесся мимо будки, проскочил станцию и исчез. На мгновение стало тихо. Затем Парри услышал, как сигнальщик, переводя плунжер, говорит: «…Он покрывает пятнадцать миль за шестнадцать минут». Именно столько оставалось экспрессу до следующей станции. Парри кивнул. Скоро должен был подойти его поезд, и он, попрощавшись с сигнальщиком, вышел на платформу.
В поезде он встретил Брэгга, до Уитнесса они доехали вместе. Во второй половине дня они собирались закончить отчет с предложениями по ускорению хода работ.
– Мне надо наведаться на виадук, а уж потом засядем за отчет, – сказал Парри. – Я забыл сказать Бленкинсопу про железобетонные секции.
– Не задерживайся, – предупредил его Брэгг. – Я хотел все закончить до шести, потом мне нужно еще съездить в Драйчестер. Я еще вчера специально приехал на машине.
– Я мигом.
У Парри были свои причины поскорее закруглиться с делами. Он готов был поработать до шести, но на вечер после шести у него были свои планы.
На виадуке Парри приостановился, чтобы посмотреть, как подвигаются дела с бетонированием. Незадолго до этого у Кэри возникла проблема – то ли из-за щебенки, то ли из-за самой бетономешалки. Брэгг считал, что состав бетона грязноват, в нем слишком много пыли. Кэри это отрицал. Когда Парри подошел, Кэри как раз стоял у бетономешалки.
– Пытаешься унюхать пыль? – крикнул он, увидев, куда смотрит Парри. – Побереги себя. Пыли здесь нет. Вы с Брэггом вечно выискиваете то, чего нет. Ты сейчас на двор?