Феликс в ответ хохотал, пытаясь шлепнуть Мишу по заднице, но, не догнав ее, снова упал в песок. Но тут же отряхнулся и, обняв девушку, пошагал вперед.
Сгорбившись, Юниор брел за ними. Казалось, Миша наполнила корзину свинцом. Кроме того, его кольт «магнум» с нарезным прочищенным девятидюймовым стволом терся о бедро, раздражая кожу и заставляя передвигаться, загребая ногами песок, словно краб. Чувствуя, что со стороны выглядит смешно, в надежде увидеть хотя бы облачко, Феликс то и дело косился на оранжевый солнечный шар солнца, балансировавший на краю горизонта. Хотя он и вырос в Южной Калифорнии, никогда не мог приспособиться к ее климату. Интересно, подумал он, какая погода сейчас в Ванкувере? Неужели идет дождь?
Пройдя немного вперед, Феликс решил отдохнуть. Когда Юниор догнал его, он сказал: «Это самое хорошее место, которое только может быть. Да и пора поесть».
Миша сняла с корзины украшенное бахромой клетчатое покрывало, а Юниор помог расстелить его на песке. В корзине оказалась дюжина высоких коричневых бутылок пива «Кирин», жареный цыпленок, хлеб из непросеянной муки в форме подковы из европейской пекарни в Лагуна-Бич, толстая хрустальная чаша, полная вишневого цвета томатов, длинный английский огурец и полновесные серебряные приборы на шестерых, хранившиеся в шкатулке из красного дерева. Неудивительно, что спина Юниора ныла от тяжести. Он сел рядом с Феликсом, отвернувшись от океана, и, сбросив туфли, шумно зевнул.
Миша разделила цыпленка на три части, разрезала на аккуратные ломтики булку. Феликс открыл три бутылки пива. Он и Миша начали есть, при этом Феликс чавкал и пыхтел как свинья.
Юниор не был голоден, но съел три холодных ростбифа, потом начал демонстрировать, как тонко он может нарезать огурец. Нож был острый, но и рука достаточно тверда. Кружочки, тонкие, как папиросная бумага, и прозрачные, как стекло, падали один за другим на тарелку. Миша и Феликс увлеченно наблюдали за ним. И вдруг, на секунду отвлекшись, он порезал большой палец. Выступила кровь. Юниор начал сосать рану. Когда кровотечение наконец остановилось, он увидел, что Миша заснула, приоткрыв рот, а Феликс невидяще, пристально, как загипнотизированный, смотрит на океан.
Юниор хлебнул пива, наблюдая, как грудь спящей Миши то поднималась, то опускалась.
— Не правда ли, мила? — спросил Феликс.
Юниор кивнул.
— Как порез?
— Просто царапина.
— Давай посмотрим.
Юниор покорно протянул руку. Феликс схватил большой палец и сжал его. Появился один ярко-красный шарик. Феликс глубокомысленно кивнул и отпустил руку.
— У меня кровь быстро сворачивается, — гордо сказал Юниор.
Феликс, с крылышком цыпленка в руках, кивнул в сторону Миши.
— Ее дедушка и бабушка погибли от атомной бомбы, — сказал он.
— Что ты сказал?
— Я говорю: ее дедушка и бабушка погибли. Вторая мировая война. Атомная бомба.
— И потому вы теперь не даете покоя оставшимся в живых? — усмехнулся Юниор.
Феликс, словно не слыша, продолжал:
— Нагасаки и Хиросима. Бум! Пум! Мы испарили их, Юниор. Ничего не осталось, кроме теней на стенах.
— Я к этому не причастен. Меня тогда еще на свете не было.
— Я прекрасно знаю, сколько тебе лет, — сказал Феликс. — Знаю и сколько мне…
Он опустил пальцы в песок. Песок оказался прохладным, пальцам стало приятно, и он зарыл их поглубже.
— Расскажи, что случилось вчера вечером, — попросил он.
Юниор пожал плечами.
— Ничего особенного. Он взял фургон, о котором я ему говорил, забрал мальчишку и отвез его на стоянку, что у жилого дома. Раскрошил его и бросил вместе с фургоном в парке.
— В каком парке?
— В парке Стенли. Знаешь, второй пляж?
Феликс утвердительно кивнул.
— Что было после этого?
— Он побил меня.
— Ты видел, как произошло убийство?
— Нет. Ты ж не велел подходить слишком близко.
— Разве?
— Прежде чем забрать мальчишку, он остановился у бакалейной лавки и что-то купил.